Эрвин Олаф: "Мне не нравятся идеальные люди"
Знаменитый фотограф о московской выставке, работе на заказ и идеале красоты.
В Пушкинском музее проходит выставка сразу двух проектов знаменитого фотографа Эрвина Олафа. Воспользовавшись его приездом в Москву, TrendSpace расспросил голландца о новой выставке, любимых проектах и творческой свободе.
В Москву приехали сразу два ваших проекта. Как они появились на свет?
Оба проекта - "Свет" и "Оммаж Луи Галле" - мне заказали. Главная идея "Оммажа" - создать новую интерпретацию классической картины. Я стал изучать саму картину и ее историю. Я подумал: "Ок, можно сделать все абсолютно современным - модели в джинсах и так далее". Но для меня это слишком просто. Я хотел найти скрытые смыслы. Мне захотелось связать историю с нашим временем. Так как Бельгия известна модным дизайном, я привлек стилиста, и мы смешали исторические костюмы с современной одеждой - достаточно присмотреться к работе, чтобы увидеть это.
То есть вы не хотели в точности повторить изначальный сюжет?
Я взглянул на картину и заметил, что на ней только мужчины. Но сложно поверить, что в этой истории не было женщин. Так что я добавил трех женщин - молодую девушку, жену, которая оплакивает потерю своего мужа, и грустную наблюдательницу - это последняя обитательница замка, которым владеют заказчики. Она была очень странной, постоянно носила мужскую одежду, одевалась испанским пажом XVII века.
А как вы искали моделей?
Снимал я в замке, а моделями стали люди, живущие в его окрестностях. Мы поместили объявление в газете, на местном телевидении. Вот что удивительно: местные жители оказались очень похожи на героев картины XIX века.
Другая серия "Свет", попавшая в Пушкинский, совсем не похожа на то, что вы делаете обычно...
Да, это что-то новенькое. Я должен был отразить наследие Дома Ruinart, основанного еще в 1721 году. Поначалу я собирался сделать историческую фотографию, мы уже работали с моделями, стилистом, визажистами. Но что-то пошло не так, этот подход сработал с "Оммажем", но не с этим проектом. Я был в отчаянии - задействованы 15 человек, но я чувствовал, что серия не получается. Мне захотелось сбежать от окружающих людей, и я решил прогуляться по тоннелям. Их длина 8 км. Изначально здесь добывали камень для строительства домов. Их создавали с V по XIX век! Оказавшись в одиночестве, я стал приглядываться к стенам: там были рисунки, знаки, лица. Перед тем как вернуться на съемку, я решил сфотографировать эти стены, потому что именно они - настоящее историческое наследие. Получилась чистая импровизация. Я сделал пару снимков и отправился назад. Президенту компании я показал и фотографии с моделями и эти снимки, от которых он остался в восторге. Тогда я пошел по этому пути и в пять заходов отснял серию из 26 фотографий.
А какая серия больше нравится вам самому?
Не знаю, они очень разные. "Оммаж" я снял пять лет назад, это было своего рода завершение цикла: до этого я в течение нескольких лет делал интерпретации классической живописи. А "Свет" - совсем свежая серия. Когда создаешь что-то новое, всегда думаешь: "О да, это лучшее из того, что я сделал!" Но только через пару лет работа по-настоящему займет свое место.
Заказные проекты не лишают вас свободы?
В последние годы я получаю все больше свободы, но когда делаешь произведение искусства, например, для правительства, у заказчика уже имеется свое видение чего-то этакого, в его собственном вкусе. Полную свободу я чувствую, только когда работаю над собственными проектами. Например, над одной из моих недавних серий - Skin Deep. А благодаря заказным работам я получаю деньги, кладу их в банк и жду, пока возникнет собственная идея. И трачу их на нее.
Каких проектов больше - заказных или, скажем так, творческих?
В молодости было так: 80% заказных съемок и 20% - собственных. А сейчас, скажем, 70% - собственные, а 30% - на заказ. Сегодня я занимаюсь коммерцией, только если мне нравится идея, условия. На самом деле мне не всегда по душе свобода, порой здорово, когда тебя ограничивают. Возьмем тот же "Свет" - без заказа я бы никогда не стал спускаться в какие-то там тоннели. Заказ - это вызов, позволяющий создать нечто неожиданное, новое.
Рекламные и заказные съемки - это одно и то же?
Реклама - это немного другое: тебе надо продать продукт, но ты не должен гордиться результатом. Разве что тем, что смог порадовать клиента.
Глупый вопрос: когда фотография перестает быть просто изображением, документацией и превращается в искусство?
Это не столько глупый, склько сложный вопрос. Когда я снимаю, я не задумываюсь, искусство ли это. В искусстве тоже есть мода. Есть люди, которые решают: "О, вот мы сейчас повесим это в музее, и оно станет искусством". А спустя пять лет тебе называют имя этого художника, а ты думаешь: "Это еще кто?" Вчерашнее искусство превращается в обыкновенный китч. Искусство то, что я делаю, или нет, рассудит время, а сейчас это лишь проект, в котором камера - мой инструмент.
Есть незримая граница между собственно фотографами и художниками, использующими камеру. Например, Стивен Кляйн - фотограф, а Синди Шерман - определенно художник. Как бы вы определили разницу?
То, что делает Синди Шерман, проникнуто стопроцентной свободой, потому что она художник. Художник, использующий камеру. А Стивен Кляйн делает рекламу, съемки для жунралов. Он почти никогда не фотографирует потому, что чувствует внутренний порыв. Он использует камеру, чтобы делать работу для клиентов.
Помните первую работу, которой вы гордились?
Поначалу я всякий раз гордился снимками просто потому, что это было что-то напечатанное, завершенное. Если сейчас обернуться назад, есть серии, которыми я особенно горжусь. Тож же Joy - мальчик с шампанским 1988 года. Из современных работ в моем сердце Grief 2007-го или Royal Blood 2000-го.
Royal Blood - не самый новый, но самый резонансный ваш проект. Как к вам пришла его идея?
За два года до Royal Blood я сделал Mature со стареющими женщинами. Меня, как фотографа, завораживает человеческая кожа. Мы единственные животные, не покрытые шерстью. Mature - это проект о старении. А спустя какое-то время мне захотелось сделать что-то о молодой коже. Хотелось поработать с фотошопом - долгое время я его терпеть не мог. Почему монаршие особы? Да потому что все мы их любим. Но все герои съемки плохо кончили - принцесса Диана, царица Александра. В их историях - драма, которую мне хотелось передать на высоком уровне. В качестве моделей я выбирал очень молодых людей - из-за кожи. Кроме того, эта съемка - белое на белом. Это сложно, но очень красиво: когда начинаешь приглядываться, не видишь, где заканчивается фантазия и начинается реальность. Снимать что-то провокационное мне не хотелось. Но людей завораживает насилие. В кино, книгах мы предпочитаем насилие любовным историям, хотя в реальной жизни все как раз наоборот.
Как у вас вообще возникают идеи для съемок?
Это спонтанность, совпадение. Ты гуляешь по музею, на тебя воздействуют картины, скульптура. В том, что касается света, меня вдохновляет абстракция вроде немецкого движения Zero. Идеи всегда приходят неожиданно. Часто я просто смотрю телевизор, какое-нибудь реалити-шоу, - вдруг сознание очищается, и приходит идея.
Вы делали много автопортретов. Для чего?
Это род самоанализа. Иногда рефлексируешь над собственным старением, иногда - ищешь внутренних демонов, как в серии I Wish/I Am/I Will Be. Когда я был моложе, мог снять себя со спермой на лице или эрекцией - исследовал сексуальность. Автопортрет - это терапия.
Напоследок: вы отсняли стольких людей - у вас есть идеал красоты? Образ идеального человека?
С идеальным человеком хорошо отправиться в постель, но не на съемку. Мне не нравятся идеальные люди. Мне нравятся просто люди.
