Когда в городе было особенно горячо и мы не понимали - завтра мы будем русским городом или украинским, - Давид Арахамия

Давид Арахамия – создатель волонтерской организации "Народный проект". Давиду лично известны слова "беженец" и "война". В детстве ему с семьей пришлось бежать из Абхазии, и сегодня история могла повториться. Но все случилось иначе.

Арахамия создал платформу, где любой желающий может помочь собрать средства на лечение раненых или же на покупку нового оборудования для армии. Без скандалов тоже не обошлось. Недавно против волонтера возбудили уголовное дело.

Что стало поводом для обвинений, имеют ли право волонтеры получать солидные деньги, и как изменилась ситуация за год INSIDER спросил у волонтера.

- Давид, можете немножко рассказать о своей организации?

- Я сам из Николаева. В марте прошлого года, когда только началась история с Крымом, на Чонгаре встали первыми наши десантники из Николаева, 79-я аэромобильная бригада. Я, честно говоря, из спортивного интереса со своим тренером, бывшим десантником, поехали посмотреть. Хотели понять, что это за история с Чонгаром, ну и привезти ребятам что-то по мелочи.

Заехали на Николаевскую носочную фабрику, купили носков, скупились по мелочи и поехали к ребятам. То, что мы увидели, - нас порвало. Я играл в страйкбол, и у меня дома лежала британская униформа. Все красиво. И тут я увидел наших ребят в порванных бронежилетах. У них стоял один БТР, у которого не было топлива, один пулемет, зарытый в землю, и какой-то "уазик", подаренный им местными фермерами, чтобы они могли ездить по полям и патрулировать. При этом, если взять бинокль, который был один и тот у командира, то можно было увидеть в визуальной близости этих зеленых человечков, одетых от Юдашкина, в полной экипировке. Это было очень демотивирующее зрелище.

Тогда я предложил их всех одеть. Спрашиваю, мол, сколько вас здесь? Они – нас тут один батальон. Я же человек не военный, тогда я не знал, сколько людей в батальоне, мне казалось, что это около 50 человек и гордо сказал – мы вас оденем, мы покажем государству, как нужно одевать военных. Приезжаю домой, начинаю гуглить и понимаю, что батальон – это 460 человек.

Начинаю спрашивать в Фейсбуке, сколько стоит снарядить бойца - это была довольно сумасшедшая сума. Тогда мы нашли партнера - PROF1 Group, они сделали нам приличную скидку. Мы вместе с ними поехали туда к ребятам, привезли экипировку. Одели бойца так, как он должен выглядеть, сделали видео на 360 градусов, чтобы можно было покрутить мышкой и увидеть все нюансы. И сделали сайт, где в реальном времени можно увидеть, сколько денег собрано, сколько нужно дособрать и что мы собираемся у кого и почем купить. Это было что-то абсолютно новое для этого рынка.

На Чонгаре было очень ветрено, и тогда за 20 минут я надул себе глаза, а что говорить о ребятах, которые стоят там постоянно. После этого я сразу же за свои деньги купил 200 пар фирменных тактических очков. Мы все сразу передали им и отметили на сайте эти 10 тысяч, как уже собранные. О нас тогда написали все ключевые СМИ, включая The Guardian, ВВС и так далее. Нам удалось собрать за три недели порядка 100 тысяч долларов.

Потом началась АТО&8230;

Да, потом началась АТО, и мы поняли, что на этом все так просто не закончиться. Мы сделали сайт "Народный проект", где и другие волонтеры имеют возможность собирать деньги. К этому времени нам понадобился фонд, потому что на персональную карточку собирать это невозможно. Для того, чтобы зарегистрировать фонд, нужно было потратить месяц, у нас этого времени не было. И мы дали клич в Фейсбуке. Один николаевский предприниматель откликнулся, он хотел строить церковь, но кризис внес свои коррективы, и он подарил нам свой фонд. Поэтому у нас очень странное название, как для военного фонда "Региональный фонд благочестие". Уже все счета мы открывали сами. Так и появился "Народный проект".

За год его существования мы собрали порядка 80 млн гривен. Так получилось, потому что мы вручную отбирали проекты, в первую очередь с точки зрения эффективности и необходимости. Во вторую очередь мы показали эффективную и прозрачную модель сбора денег. И на сегодня, без ложной скромности, мы считаемся одним из самых прозрачных военных фондов. Мы все покупаем по безналичному расчету, как бы это трудно не было, и на все покупки у нас есть соответствующие документы.

- Не так давно вокруг вас были судебные скандалы. Какова их причина?

- Загадка была вот в чем: все мы люди и долго на энтузиазме не продержимся, нужно кушать самим и кормить семьи. Так как наше обращение в АП и МО не принесло желаемых ответов, мы направили письмо от нашего фонда "Народный проект" в Фискальную службу и спросили: "Если фонд будет оказывать материальную помощь семьям служащих, это будет иметь какие-то коррупционные признаки?". Нам ответили: "Нет", поскольку это не госслужащие и не должностные лица".

Имея официальный ответ на руках, мы открыли проект: "Помощь семьям "Волонтерского десанта". Так семьям волонтеров, которые пошли работать в МО, фиксировано доплачивается сумма, в зависимости от того, у кого какие потребности: от 7 до 15 тысяч гривен, с уплатой всех подоходных налогов, военного сбора, ПФ. Там немалые налоги, кстати, получаются – порядка 15 или 17%.

- И что же стало причиной всех этих проблем?

- Мы же начали работу очень продуктивно и стали проверять тендера. Часто выплывало, что цена далеко не соответствовала качеству, и мы об этом говорили. Понятное дело, что определенным лицам это не нравилось. За минувшие 10 лет специально созданный департамент в Минобороны сделал всего два ТУ. За год "Волонтерский десант" с нулевыми затратами для государства разработал 27 ТУ.

В самом начале, на старте проекта, у нас была такая история. К нам в команду затесался Юрий Василенко. Он занимался спальниками для армии, поначалу у него получалось, но на последнем этапе он его практически завалил. Пришлось подключать других волонтеров, чтобы исправить ситуацию. И тогда мы ему предложили уволиться, поскольку в министерстве у нас было ограниченное количество возможных должностей. Но вместо того, чтобы уволиться, он записался в профком, хотя работать перестал. В итоге его увольняли шесть месяцев.

И вот его обращение по нашим предположениям и стало основой для прокурорской проверки. Когда я читал этот "донос", у меня у самого волосы дыбом – я оказался неким "профессором Мориарти", который "внедрил кучу народа в различные департаменты МО", и как "глава" этой "преступной группировки" выплачивал им вознаграждение в зависимости от того, выполняли они мои задания или нет.

После проверки вопросы прокуратуры были сняты.

- А как разрешилась ситуация с уголовным делом, в котором вы фигурируете?

- Пан Матиос объяснил, что обращение стало поводом для проверки фонда. И что они проверку должны были провести. И, вроде, не надо переживать, меня же не вызывали ни в роли свидетеля, ни в роли подозреваемого.

- Каким проектом вы гордитесь больше всего?

- Это медицинский проект биотехреабилитация. Когда мы с помощью клеточных технологий выращиваем кости бойцам, которым 100% сказали отрезать руку или ногу. Таким образом мы спасли 34 бойца. Надеюсь, что сможем спасти еще 70 с нашей очереди.

- Военные действия сейчас идут на спад, как вы дальше планируете работать?

- Я бы хотел продолжать работать в социальной сфере. До войны у меня в голове всегда был проект, который я называю "Народна дитина".

Например, вот есть вы в Киеве и есть девочка из бедной семьи, скажем, в Черниговской области. И она хочет заниматься танцами, а мама из-за финансового положения не может платить 150 грн за танцы. И вот вы как ангел хранитель анонимно подписываетесь помогать этой девочке. Вы оплачиваете ее увлечение, мама получает счастливую дочку. Дочка, может быть, когда-то станет великой танцовщицей. И каждый человек в стране может найти себе такого же подшефного и помогать ему. И, таким образом, сделать некую сеть добра. Вот такой проект я планирую реализовать по окончанию войны.

- Какова была ваша личная мотивация заняться волонтерством?

- Я сам беженец из Абхазии. Вот в чем были одеты, в том и уехали - квартиру, машину, дом все потеряли. И у меня второй раз в жизни, как дежавю происходит то же самое, те же самые "зеленые человечки". Для меня это был жизнеутверждающий выбор. Я думал собрать семью и переехать в Хорватию, например, и ждать там, пока это все успокоится. Честно говоря, у меня были такие мысли. Но когда я задумывался над этим, мой товарищ спросил: "ты не будешь каждую ночь просыпаться и думать, что все могло быть по-другому, думать, что я мог что-то сделать".

Тогда я принял для себя другую стратегию. Я постараюсь сделать максимально все, что от меня зависит, чтобы Николаев не стал этим русским городом.

Если у меня не получиться, а так как от одного человека не все зависит, то я со спокойной душой уеду из страны, понимая, что все от себя зависящее я сделал. И вот с такой жизненной позицией я зашел в этот проект, и вроде все оправдалось.

- Как все происходило в Николаеве?

- С самого начала мы организовывали блокпосты, разогнали Антимайдан. И так возникли социальные обязательства. Так как собралось много людей-патриотов, и нельзя было так просто сказать, мол, все закончилось, все по домам. А тут война - люди гибнут.

Когда в городе было особенно горячо и мы не понимали - завтра мы будем русским городом или украинским, я купил тысячу флажков на машины. Написал пост в Фейсбуке – те, кто не боятся одеть на машину флажок, вот вам мой номер, я с радостью вам его отдам. За три дня мы раздали эти флажки, и город действительно стал украинским. Потом мой товарищ купил еще 5 тысяч флажков, потом мы купили большие флаги и повесили по всему городу. Это был ментально переломный момент, здесь украинские флаги – значит город украинский. И после этого люди перестали бояться выражать свою проукраинскую позицию.

- Расскажите о самых памятных вам историях с волонтерской жизни.

- Когда я перешел работать в волонтерский десант при МО и, соответственно, у меня были индустриальные связи со всеми этими генералами. Позвонили ребята, у них была ситуация, что бойца сильно ранили и ему не прислали вертолет. Я поднял телефон, нашел начальника Генерального штаба, и мы за 10 минут организовали вертолет. И тогда я понял свою ценность как волонтера, что у меня получилось сделать что-то, что спасло жизнь человеку.

Вторая история случилась в годовщину нашего проекта по биотехреабилитации. Позвонил парень из батальона "Айдар" и сказал, что его ранили, а в полевом госпитале сказали, что ему нужно резать ногу, "потому что гангрена расползется". Он сказал, что отрежет голову тому, кто отрежет ему ногу. И его передали в Днепропетровский госпиталь, где ему сказали то же самое. А потом был Киевский госпиталь, где ситуация повторилась. Теперь этот парень бегает на своих ногах. Для меня это было чудо.

- Что из волонтерской жизни будет страшно вспомнить в будущем?

- Страшно будет вспомнить Донецкий аэропорт. Был сумасшедший темп, постоянно было что-то нужно. Этот погиб, тот сгорел... И тогда я впервые понял, что наша волонтерская модель помощи может не помочь. Что бы мы ни делали, все равно это не изменит ситуацию. Это был первый и единственный момент отчаяния. Тогда я задумался, что нужно бросать это дело, когда ты пытаешься что-то сделать, а результата нет.

- Каким вы видите будущее волонтерской деятельности?

- Тут есть два варианта развития. Первый - если ситуация на Востоке снова обострится, то все вернутся к своей работе, и будет как раньше. Если же этого не произойдет, то процентов 70 вернутся на свои рабочие места, а остальные уже не смогут быть как раньше.

Кто-то организует фонды, кто-то займется благотворительностью, кто-то пойдет в политику. Такая сверхактивная гражданская позиция не может контролироваться, ее нельзя спрятать в карман. Тем более, когда люди увидели, что от их активности зависит большой результат. Очень плохо, что государство не видит в этом никакой возможности, ведь эти люди - генераторы изменений. Сейчас доверие к волонтерам больше, чем к церкви, по исследованиям.