Ольга Радецкая: Когда все хорошо, русскую литературу читают меньше
Престижную премию Straelener?bersetzerpreis, которая присуждается лучшим переводчикам, получила в этом году Ольга Радецкая, много сделавшая для русской литературы в Германии.
Ольгу Радецкую (Olga Radetzkaja) есть с чем поздравлять: премию Straelener?bersetzerpreis она получила за блестящий перевод романа Виктора Шкловского "Сентиментальное путешествие". О переводчиках обычно известно очень мало. Можно найти разве что краткую биографическую справку в аннотации издательства - и все. Поэтому в начале интервью с Ольгой Радецкой корреспондент DW попросил ее рассказать немного о себе. Где она родилась? Как оба языка - русский и немецкий - стали родными для нее?
Ольга Радецкая: Нет, все-таки у меня только один родной язык - немецкий. Несмотря на мои совсем русские имя и фамилию, я коренная немка, родилась в Баварии, в маленьком городе Амберге, там и выросла. После школы переехала в Берлин, поступила в университет на отделение славистики. Вот тогда и стала учить русский язык, который был хотя и не родным для меня, но все же стал очень близким и важным.
DW: За исключением легкого, очень легкого акцента трудно распознать в вас коренную немку. А почему родители дали вам русское имя Ольга?
- Родители мне дали имя Хельга. А имя Ольга мне дала позже в качества прозвища одна близкая подруга, и оно приросло ко мне.
- Как вы пришли к русской литературе?
- Я пришла к русской литературе через мировую литературу. Я была очень читающим ребенком (и можно сказать, осталась им до сих пор в каком-то смысле). Читала я и русскую литературу. Она притягивала меня, как и все русское, тем, что это было тогда что-то загадочное и далекое. Я поступила в университет в 1984 году. Горбачев уже стал Генеральным секретарем, но это был еще Советский Союз, существовал так называемый "железный занавес", страна была закрыта...
- Я думаю, что любое ремесло требует страсти. Не обязательно восхищение. То есть не все тексты, которые я перевела, вызывали у меня безграничный восторг. Но в каждом из этих текстов было что-то, что меня зацепило и что ставило передо мной интересную и неочевидную задачу. Среди книг, которые я перевела, есть особенно любимые, очень важные для меня, но и другие требовали от меня какого-то нового, особенного подхода, оригинального языкового решения. Мне надо, чтобы мне было интересно.
- Вы переводили книги Льва Толстого, Павла Флоренского и, так сказать, с другой стороны - Владимира Сорокина, Евгения Водолазкина. Контраст очень большой.
- Да. Но для меня это одна из интересных сторон этой профессии - то, что удается менять амплуа, роли. Есть актеры, которые всегда представляют примерно один и тот же типаж. Я другого типа актриса, если можно так выразиться, сравнивая - в определенном смысле - профессию переводчика художественной литературы и ремесло актера. Я люблю исполнять очень разные роли.
- И какая роль вам больше по душе: роль переводчицы Флоренского или Сорокина?
- Сегодня я бы сказала: Сорокина. Правда, я перевела весьма специфическую книгу Флоренского, книгу об искусстве, теоретического, философского толка. Думаю, что если бы мне сегодня дали возможность выбирать: перевести эту книгу Флоренского или новую книгу Сорокина, я бы, наверное, выбрала Сорокина.
- Сколько времени занимает у вас обычно перевод той или иной книги? Сколько времени ушло, скажем, на перевод романа " Лавр " Водолазкина?
- Мне трудно ответить на этот вопрос. Дело в том, что я занимаюсь не только исключительно переводами, но еще и работаю редактором журнала Osteuropa ("Восточная Европа"), делю свое время между этими двумя работами. То есть перевод обычно затягивается дольше, чем могло бы быть. "Лавр" был готов, кажется, через 8-9 месяцев после того, как я взялась за эту книгу.
- В 1990-е годы и в Германии, и в целом в Западной Европе был бум русской литературы. Сейчас как будто наступило затишье. Или это только так кажется?
- Я бы не сказала, что затишье. Конечно, ситуация в 90-е была в каком-то смысле уникальной. Уникальной в России, где выходили потоком и классики Серебряного века, не издававшиеся в советское время или издававшиеся малыми тиражами, в урезанном виде, и новые, современные авторы. Уникальной и на Западе, потому что это сказалось также на переводах как на немецкий, так и на другие европейские языки. То есть и тут была такая волна. Парадоксальным образом, однако, интерес к русской литературе растет тогда, когда отношения между нашими странами кризисные. Когда все хорошо, русскую литературу читают меньше.
- То есть сейчас, по идее, русскую литературу должны были бы читать больше?
- Во всяком случае, затишья, о котором говорите вы, нет. Все-таки выходят русские книги.
- Над чем вы сейчас работаете?
- Я сейчас впервые перевожу на немецкий французскую книгу. Это что-то совсем другое. А потом я буду работать над стихами Марии Степановой, современного поэта, и прозой Марины Цветаевой для ее нового собрания сочинений, которое выходит в издательстве Surkamp. То есть опять-таки очень разные эпохи.
