Комментарий: Как памятник Примакову стал памятником эпохе Путина
Лояльность, замешанная на страхе, лежит в основе путинского режима. Открытие памятника Примакову напоминает о том, что это не лучший рецепт стабильности для любого режима, уверен Константин Эггерт.
В Москве на Смоленской площади 29 октября открыли уже второй памятник Владимиру Путину. Точнее, его политике. Первый стоит на пути президентского кортежа из Кремля. Это скульптура его святого покровителя - князя Владимира, крестителя Руси. Князь по легенде, сам крестился в Крыму, Путин приказал "вернуть Крым в родную гавань..." Короче, всем все понятно.
"Петля Примакова" - это разворот в прошлое
Новый монумент воздвигнут напротив МИД России. Это памятник Евгению Примакову. Если у кого были сомнения в том, кому памятник на самом деле, то их развеял председатель Государственной думы Вячеслав Володин. Он прямо сказал - Примаков "с Путиным представлял себе будущее России" и "в Путине видел спасение России и развитие России". Слегка повернутая в движении, фигура Примакова на постаменте призвана символизировать знаменитый разворот самолета премьер-министра над Атлантическим океаном в марте 1999 года. Он летел с визитом в США и принял решение вернуться в Москву, когда узнал о начале операции ВВС НАТО против Югославии.
Это тот момент, от которого путинское руководство отсчитывает начало "многовекторной внешней политики", "вставания с колен" и бессчетных прочих концепций, призванных объяснить и оправдать антиамериканизм, изоляционизм и поддержку диктатур по всему миру, ставшие сутью его внешней политики. Памятник Примакову - прежде всего монумент сегодняшнему неосоветскому реваншизму Кремля. Это еще один символ России, устремленной в прошлое, а не в будущее.
"Петля над Атлантикой" стала едва ли не первым известным случаем публичного "непослушания" Евгения Примакова действующей власти - в данном случае, назначившему его президенту Борису Ельцину. Эпоху последнего нынешний правящий класс считает хорошим тоном ругать - и одновременно пожинать ее плоды. Поэтому океанский разворот трактуется как смелый поступок государственного деятеля. Случись балканский кризис всего год спустя, в президентство Путина, не видать было бы Евгению Максимовичу памятника. Ведь при нынешнем президенте никому не позволено быть самостоятельной политической фигурой. При этом многие забывают, что именно в начале 1999 года о Примакове заговорили как о кандидате в президенты от "группировки Лужкова", которая вела в тот период борьбу за власть с семьей Бориса Ельцина и дружественными ей олигархами. Сам Примаков, несомненно, мечтал о восстановлении советского имперского величия, но до марта 1999 года был одновременно более чем успешно вписан в высшие эшелоны ельцинской системы.
Памятник лояльности как высшей ценности эпохи Путина
Примаков вообще всю свою жизнь был гибок и колебался вместе с линией партии - в прямом смысле слова. Нужно было быть "антисионистом" - он им становился. Нужно было ехать в Израиль и говорить с Моше Даяном - ехал и говорил. Нужно было подмораживать академическую науку при Брежневе - подмораживал. А потребовалось размораживать политическую систему при Горбачеве - размораживал. Ругал НАТО на посту начальника внешней разведки, но, когда приказал президент Ельцин, как министр иностранных дел подписал от его имени Основополагающий акт Россия-НАТО в 1997 году.
Наконец, в 1999 году вместе с "лужковским кланом" он все же отказался стать кандидатом в президенты и открыто оппонировать уволившему его Ельцину и его преемнику Путину, лишив себя шанса занять высший пост в стране. Впрочем, справедливости ради: Лужков тоже сдался - и был вознагражден еще десятью годами безраздельного господства над Москвой. Так что памятник Примакову - это также памятник лояльности, возведенной в ранг главной политической добродетели.
Примаков бы оценил иронию истории
Примаков всегда был на шаг позади авангарда. Он вечно страховался на случай, если политический ветер переменится. Неясности биографии, касающиеся его места рождения, жизни отца, предков-евреев, вербовки КГБ - это не "легенда советского Джеймса Бонда", а умолчания человека, который отчаянно пытался выжить в людоедской советской системе и стать для нее своим. Именно эта психологическая драма, даже трагедия, если посмотреть с общечеловеческих позиций, вызывает симпатию - не к Примакову-сановнику, а к Примакову-человеку.
Представители дряхлеющего режима, открывавшие монумент, едва ли об этом задумываются. А если и задумываются, то никогда в этом не признаются самим себе. Потому что признаться - значит сделать первый шаг к уходу из этой, с позволения сказать, "элиты". Они открыли памятник советскому и постсоветскому страху, который питает и их лояльность, и их показной реваншизм, который улетучится в тот момент, когда изменится политическая ситуация. Думаю, Евгений Максимович, который был начитаннее, опытнее и мудрее тех, кто произносил речи на церемонии открытия памятника на Смоленской, оценил бы эту иронию истории.
