После АТО: как бойцам научиться жить без оружия?
Каждый военный в конфликте на Востоке испытывает стресс по крайней мере дважды: впервые, когда попадает на войну, и опять - после возвращения к мирной жизни.
Об этом идет речь в материале ВВС Украина
Почти 70% демобилизованных нуждаются в психологической реабилитации, а еще половина из них - в помощи психиатра. Такие данные приводит психиатр Мария Васильева, которая работает в киевском госпитале.
Как лечат тех, кто вернулся из Донбасса?
Не больничная атмосфера
Темные коридоры с сине-зелеными стенами, врачи в белых халатах, живой уголок с птичками в клетке - атмосферы обычной больнице в Реабилитационном центре Киевского городского клинического госпиталя инвалидов Великой Отечественной нет, больше похоже на санаторий.
Заведение расположено в Пуще-Водице, и добраться до него можно, к примеру, трамваем с Контрактовой площади в Киеве - менее чем за час.
Участники АТО тут появились в 2014 году. Ранее в госпитале лечились люди преимущественно старшего возраста: ветераны Второй мировой, Афганистана и тому подобное.
Реабилитация происходит за счет государства, но денег на лекарства для всех не хватает. В таких случаях обращаются к волонтерам. Госпиталю помогает целый ряд благотворительных фондов, учащиеся школ и студенческие объединения.
Пациенты развлекаются в комнате эмоциональной разгрузки. Здесь волонтеры играют с военными в шахматы, нарды, рисуют; есть также телевизор, шкаф с книгами.
После "Иловайского котла" госпиталь до февраля прошлого года был переполнен. Приходилось оставлять пациентов в других отделениях. Сегодня в центре есть свободные места.
Сегодня учитель, а завтра - военный
Человек, который оказывается на войне, должен адаптироваться к новой жизни. Все, что было раньше, нужно забыть. Вместо этого, сконцентрироваться на сохранении собственной жизни.
"Нельзя, если ты учитель, идти на войну и с автоматом в руках думать о урок географии. Так же нельзя сегодня быть в классе, если только вчера сидел в засаде. Требуется время для возвращения, постепенная адаптация", - рассказывает психолог больницы Борис Гук.
Он осматривает каждого пациента. Проводит психодиагностику, проверяет на адекватность, уровень тревоги по методике Спилбергера-Ханина, дает восьмицветный тест Люшера. Врач просит каждого пациента нарисовать человека под дождем. По этому рисунку Борис определяет психологическое состояние человека. Рисовать хотят не все, некоторые военные категорически отказываются.
Общаться с военными нужно на равных, не бояться их, говорят специалисты.
"Да, я уважаю его, но я ничем не хуже и не лучше его. Не нужно отводить взгляд или бояться. Так нормального общения не будет", - добавляет психолог.
После обследования пациенту назначают групповые и индивидуальные терапии. Лучшие "лекарства" - это всегда семья, дети, жена. Их поддержка быстрее возвращает военного к мирной жизни.
"Ко мне не раз обращались военные, которые хотели снова вернуться на войну. Если у бойца нет работы, он больше ничего не умеет, только воевать, и ничего другого ему не надо. По крайней мере, ему так кажется. Тогда я предлагаю попробовать себя в похожих профессиях: полицейским, охранником или инкассатором. Эти занятия связаны с оружием и риском, к которому привыкли военные", - продолжает господин Гук.
Психолог и психиатр работают вместе. Среди расстройств - неврозы, проблемы адаптации, нарушение сна, агрессия. Пациенты жалуются врачам на проблемы, хотя в кабинете могут вести себя вполне спокойно. Почти 60% военных не могут спокойно спать более 2-3 часов.
Мария Васильева, психиатр, работает в госпитале полгода: "Зачастую бойцы реагируют на звуки, шум, иногда не могут отличить, где они находятся в определенный момент, думают, что снова там". Реабилитационный центр в Пуще-Водице не очень похож на традиционную больницу
По ее словам, медикаментозно такие расстройства лечатся успешно за три-шесть месяцев. Если следовать графику.
Просто не повезло
Роман (имена героев изменены) пошел на войну вместе с друзьями из двора, чтобы потом не воевать, "непонятно с кем".
Собрался за один вечер, сложил сумку, на следующий день уже был в полку "Азов". Родители парня также военные, познакомились в Афганистане, поэтому сына поняли. Роман все время интенсивно двигает левой ногой - в мае, возвращаясь с дежурства, попал под минометный обстрел и травмировал колено, порвал связки и мениск. Лечит ногу до сих пор.
"Страх на войне присутствует постоянно, особенно когда начинается момент обстрела. Самое главное - постоянно держать включенный мозг. Если у тебя голова работает нестабильно, ты потенциальный "жмур", как мы говорим. Нужно всегда выполнять то, за что взялся. Если, конечно, у тебя карма нормальная, и ты не такой уж прямо "нефартовый", - рассказывает солдат.
Роман говорит, что не раз случалось так, что ребята выполняли все инструкции, но все равно гибли. Еще и в таких обстоятельствах, когда уже в укрытие осколок залетал через щель. Просто не повезло.
Во время разговора Роман ни на миг не отводит взгляда, будто пытается "пересмотреть" собеседника. О тех событиях рассказывает так, словно вернулся в Киев только сегодня.
Не все друзья, с которыми парень пошел в "Азов", оправдали его ожидания. Тот, который всех организовывал, перед первым боевым выходом решил вернуться в Киев.
"Он дал нам убедиться в том, что не до конца пацан", - отмечает Роман.
"А кто такой пацан?" Пациенты центра избегают публичности
"Это человек, который предан своему выбору".
"А если пацан, значит патриот?"
"Думаю, да. Патриотом может быть каждый, если он решил быть полезным в этой войне, - говорит Роман и добавляет после короткой паузы. - Можно быть полезным и в тылу, если ты для себя сделал такой выбор".
Первые недели после возвращения Роман трудно адаптировался к гражданской жизни. Люди вокруг раздражали и вызывали злобу. Но потом успокоился и понял, что жизнь здесь отличается от того, к которой он уже привык на войне.
"Когда я пришел в "Азов", я понял, что ничего не знал о военном деле. Война - это политика, но я стараюсь воспитывать в себе прежде всего воина, чтобы защитить своих близких, если враг придет сюда. После возвращения стал более морально стабильным, теперь меньше реагирую на провокации. Переоценил жизнь и пересмотрел ценности", - добавляет он.
Хуже всего - тяжелое ранение Психолог Богдан Гук показывает рисунки своих пациентов
Виктору - 45 лет. Последние 17 он работал оператором газовых котлов в одной из общеобразовательных школ Кировоградской области. В первую волну мобилизации попал в армию, служил в Донецком пограничном отряде. Лечит шею, которую травмировал уже дома.
"Я не прятался от призыва, хотя и не уходил добровольцем. Мы были уверены, что война не надолго и что все закончится после президентских выборов, но этого не произошло. Благодаря волонтерам, имели нормальную одежду, но оружие была какое-нибудь: старые "калаши" и сломанные Бтры", - рассказывает боец.
Виктор уверен, что тогда пограничники мало на что влияли: "Мы видели, как из России шли колонны Камазов с боевиками, докладывали об этом, а в ответ получали: "Продолжайте вести наблюдение". Мы сначала пропускали врага на дислокации, а потом начинали воевать. Города просто сдавали. Почти все населенные пункты, где я проходил службу, сейчас подконтрольные сепаратистам".
Летом 2014-го Виктор принимал участие в боях возле пункта контроля Мариновка, что на границе с Россией, где вместе с четырьмя товарищами его ранили.
"Сообщили, что нас будут "брать", приехал батальон "Восток". Надеялись, что мы сдадимся без боя, но удалось их выгнать, еще и забрать часть техники. Когда силы в бою уровне, не так страшно, в контактном бою все зависит от тебя. Но когда кроют артиллерией, а ты лежишь в чулане, считаешь каждые 40 секунд и ничего сделать не можешь - вот тогда становится действительно страшно. Хуже всего думать о том, чтобы не остаться тяжелораненым".
Мариновка была отрезана от Украины, и раненых военных эвакуировали через Россию. Виктор уверен, что за ними следили представители ФСБ, но лично с ним никто говорить не пытался. Российские же врачи искренне сочувствовали.
"К войне нельзя привыкнуть, хотя человек все равно ко всему привыкает. Даже к смерти. Я имел товарища по службе, который помогал начальнику медицинской части собирать останки тел в бочки. Очевидно, что у него были изменения в психике", - вспоминает Виктор.
После возвращения домой он чувствовал себя хорошо и уверен, что психологической помощи не нуждался. Все документы сделал быстро, а работники Рэса приветствовали его и называли героем. Психолог Богдан Гук показывает рисунки своих пациентов
"Я не переселенец, я - украинец"
Игорь заходит в кабинет и просит стакан воды. Разговариваем стоя - после операции ему нельзя сидеть. Парень служил в 44-й отдельной артиллерийской бригаде, родом из Донецка. После начала конфликта в марте 2014 приехал в Киев и сразу пошел в военкомат. Игорь сдержан, отвечает на вопросы коротко и неохотно.
Парень служил в украинской армии и уверен, что предавать присягу в коем случае нельзя. Поэтому пошел воевать за Украину. Несколько его друзей воюют за "ДНР".
Игорь - сирота. В Донецке осталась квартира, которую приобрел в кредит. Теперь ему негде жить. Когда вспоминает свое жилище, глаза парня вспыхивают гневом. В Донецк он вернуться не может. Уверен, что его там "ждут".
"Я жил в Донецке, получал 18 тысяч гривен, и доллар был по 8. Когда шел в армию, думал, что за месяц мы их выгоним, и я останусь жить дома. Не ожидал, что эта война затянется на два года. Теперь я готов свою медаль отдать Порошенко в обмен на квартиру", - говорит Игорь.
После возвращения в Киев Игорь месяц делал новый паспорт и идентификационный код. Все его документы остались в Донецке. Когда ему предложили карточку переселенца, обиделся - "я не переселенец, я - украинец". Игорь надеется найти для себя хоть какое-то жилье и уверен, что сможет сам там все обустроить.
"Я рад, что живу в Украине, хотя и на помощь государства надеяться не приходится. Нужно верить во что-то светлое, иначе какой смысл тогда жить. В Донецке также есть много патриотов. Я знаю как минимум 50, а вот было бы нас миллион, войны не было бы", - добавляет Игорь.
У людей, которые возвращаются с войны, повышенное чувство справедливости, а еще они научились пользоваться оружием и решать конфликты физически.
Психолог Борис Гук уверен, что эту проблему можно лишь смягчить, работая с бойцами. Но избежать ее невозможно.
Следующие пять лет будут самыми тяжелыми.
