Художник Николай Карабинович - об учебе в Бельгии, рейвах и "желании быть везде"
В бельгийском Генте открылась выставка "In a long blink of an eye" одного из самых интересных украинских художников, призера премии PinchukArtCentre Николая Карабиновича. Куратор Ксения Малых расспросила художника об учебе в Генте, номадическом образе жизни, рейв-культуре,?????? и многом другом.
Итак, Коля, вопрос №1: Должен ли художник страдать?
Хороший вопрос. Я его часто себе задаю. Раньше я, наверное, бы ответил, что да, а сейчас пострадавши вдоволь, пострадавши всласть, я понимаю, что, в принципе, это совсем не обязательно. Страдание неразрывно связано с понятием греха, а я люблю грешить.
Может ли счастливый художник, находясь в радости, создавать хорошие работы?
Однозначно да...
Откуда ему черпать драму?
Драму не нужно черпать, она сама обрушивается на тебя.
Ее не обязательно брать внутри?
Она, мне кажется, как система координат, которая уже существует, и мало у кого эта драма отсутствовала. Драма, травма, - продолжая этот ряд.
Даже человек, который утверждает, что у него не было травм - травмирован
Она просто никак не проявлена, возможно еще не осознана. А должен ли водитель троллейбуса страдать?
Лучше, чтобы он не страдал, мне кажется.
Тогда да, тогда и художник не должен страдать.
Но вдруг он начнет котиков рисовать...
Преобразуешь ли ты свои страдания в своих работах, терапевтируешься ли ты своим искусством?
Я думаю, что да. В расширенном фильме из работы "Как можно дальше" - есть фраза: "Если бы все страдания повесить на один гвоздик - получилась бы эта работа". Мне кажется, эта фраза хорошо описывает оттенки моего отношения к понятию страдания. Терапевтический элемент художественной практики совсем не цель, это тоже то, что изначально присутствует как данность. То, что я хочу - делиться своими мыслями, прожитым опытом, через доступный мне инструментарий.
То есть для тебя не является болезненным вот этот перенос искусства из условно говоря территории твоей мастерской в публичное пространство?
Нет, нет, он не болезненный, но нужно преодолеть очень массу сложностей, связанных с языком этого переноса. И на этом этапе возникает много неуверенности, много соблазнов, которые отвлекают - это связанно с точностью - насколько ты точно можешь отразить ту или иную мысль, то или иное состояние.
Мы живем в эпоху когда инструментов искусства очень много, а, например, в XVII веке у художников инструментов было гораздо меньше. И сейчас, наверное, самое сложное - выбор инструмента, который обеспечит точность. Вот ты на выставке «Архив случайных встреч. Отдел печали», которая недавно была в Voloshyn Gallery неожиданно ворвался с живописью. Что для тебя этот медиум? Ты его выбрал как наиболее точный или обращение к живописи само по себе является жестом здесь?
В принципе, живопись присутствовала постоянно, ну или точнее работа, связанная с рисованием, то есть с раннего детства я уделял этому довольно много времени. Я часто при создании своих работ обращаюсь за помощью к специалистам в той или иной сфере. Но вынужденная изоляция в карантинный период привела меня к возвращению работе руками, и вот этот контроль над своими руками, мысль, которая перетекает на поверхность с помощью действий твоей руки - это был важный момент для меня, который позволил освободиться...
От предрассудков по поводу живописи?
И предрассудков по поводу живописи, но в большей степени, я думаю, от необходимости сотрудничества с другими людьми. То есть я обрел автономность, и эта выставка - результат нескольких очень длинных месяцев и каждодневного переписывания, каждодневной работы над серией небольших холстиков. Каждая работа в ней очень разная, но при этом они объединены идей воображаемого путешествия во времени и пространстве. У выставки есть временная рамка, длиной в столетие (условно с 1925 по 2025) и есть 5 географических координат: Белград, Буэнос Айрес, Стамбул Бейрут и Киев. Каждый холст - своеобразная открытка из прошлого, след или тень события, которое тяжело ухватить.
Каждая из работ отображает состояния, в которых я находился или места в которых я хотел бы находиться. Вот такая череда разных движений рук, и череда разных мыслей. И началось это с каких-то простых вещей, карандашных набросков, а привело к самому классическому, пожалуй, что может быть, холстмасло. Конечно размер тоже продиктован отсутствием мастерской в Киеве и желанием быть мобильным: чтобы это можно было упаковать в чемодан. И вот это обращение к невозможному путешествию - это путь к свободе.
Я заметила, что для многих художников во время карантина затворничество стало легализацией их привычного образа жизни, вернее не совсем привычного, а желаемого. То есть, когда им не нужно тусоваться, не нужно ходить на открытия, не нужно встречаться с коллегами, - нужно все время мыть руки и сидеть дома. И я заметила, что это многим было комфортно, наоборот стало спокойнее и лучше. Как у тебя?
Время замедлилось, остановилось, мой привычный образ жизни поменялся кардинально. Я учусь в Бельгии, при этом не менее важная часть моей жизни связана с Киевом, поэтому раньше приходилось постоянно перемещаться между двумя странами. С началом локдауна мне пришлось сделать выбор и осесть в Киеве. Проявился скрыто желаемый потенциал залечь на дно. Дном оказался Киев. Раньше я проводил каждую неделю буквально в каком-то новом месте, каждые выходные я оказывался в новом аэропорту.
Номадический образ жизни тебе был комфортен, но у тебя накопилось желание позатворничать? Ты же раньше был неимоверно активен: выставки, артист-токи, коллаборации. Такая активность сравнима может быть только с какими-то нью-йоркскими художниками или южноафриканскими. Откуда такая скорость и интенсивность? От страха не успеть?
Мир крайне глобален, появилось очень много возможностей, и не удивительно, что хочется быть везде. Это требует особых режимов: недосыпания, пребывания в ситуации постоянного чек-ина, я бы сказал. Я пытаюсь сохранять этот режим.
Постоянно путешествуя, как у тебя в голове сформировалось ощущение художественного сообщества? Что для тебя это, это какая-то глобальная сеть единомышленников или это разделяется на две - наше локальное сообщество и какое-то глобальное?
Принято говорить, что не существует никакого сообщества, однако я убежден, что для простоты этот термин вполне легитимен для использования. Самосознание сообщества интересная тема. Точнее, мне кажется, говорить о группах единомышленников, причем без привязки к любым якорям в виде территорий, контекстов. Нюансы и тонкости идентичности стираются. Моя скромная персона - все же активная часть украинского сообщества и сейчас все еще есть определенный запрос на искусство из Украины, хочу я этого или нет, я попадаю в поле этого интереса. Конечно можно всплакнуть о том, что украинское сообщество разделено, находится в состоянии перманентной конфронтации, вражды. Но нет, меня в меньшей степени интересует эта реальность. Тем более подобную ситуацию можно наблюдать везде.
Может, если бы сообщество было сытое, оно бы и не конфликтовало?
Сообщества составляют индивиды, поэтому конфликт неизбежен. Это всего лишь вопрос времени. Это что-то, что находится в человеческой природе. Но это заставляет двигаться вперед, развиваться.
Ты говорил о запросах, но об институциональных запросах. То есть по сути это запрос, который формируется повесткой политической. Но есть же еще запрос зрительский. Любишь ли ты своего зрителя?
У меня был довольно долгий процесс понимания своей аудитории, важности зрителя, принятия зрителя. То есть на раннем этапе для меня это было совершенно второстепенным. Но сейчас я очень люблю своего зрителя. Я получаю удовольствие от прямого общения с ним, я начал создавать инсталляционные работы, в которых присутствие зрителя является ключевым элементом, активатором пространства, и мне безумно нравится общаться с человеком, который приложил усилия, пришел на выставку, заинтересовался. Мне хочется оставить его подольше в своей инсталляции, в своей работе.
Две последние киевские выставки максимально проявляют этот сдвиг. Та, что в PinchukArtCentre сейчас - инсталляция "Как можно дальше", в которой зритель находится сидя в центре на скамейке. Играет важную роль - фигуры человека в центре композиции. В прошлой работе из этого же цикла - "Голос тонкой тишины" похожая композиция. Для меня очень важно, чтобы зрителю было комфортно, поэтому в зале лучше чтобы одновременно находилось до трех человек.
Мне кажется, зрителю очень важен этот голос художника, хотя он может быть и в тексте, и в стейтменте, а текст может быть частью работы. А у тебя текст почти всегда является частью работы, кроме этой выставки в Voloshyn gallery. Но здесь у тебя есть аудио элемент - голос рассказчика.
Текстовый комментарий к моим работам - это всегда костыль, на который опирается выставка. Это поле, на котором происходит очень много интересных событий, это место свободы интерпретаций. С помощью текста я задаю определенные точки, как в детском ребусе, где разбросанные цифры нужно соединить проведя линию, чтобы у тебя получится рисунок. Такой ребус - это мой текст, и перед тобой открывается целостная картины выставки, происходит удивительный, один из самых важных моментов, когда пазл складывается, - и вся картина меняется, и зрительзрительница обретает свой путь и в конечном счете некий след понимания.
Я почему-то сейчас вспомнила твою работу на первом фестивале Brave factory. В ней зритель был очень важен, но он же эту работу и уничтожил в первые десять минут как открылся танцпол. (Работа состояла из написанного текста: мелом на черном танцполе: сводка о полицейских рейдах и облавах на рейвах и техно вечеринках - прим. автора ) Вот эта работа во многом про зрительский опыт, ведь без зрителя эта работа была бы невозможна, но зритель ее же и уничтожил.
Я бы не сказал, что зритель ее уничтожил, то есть, наоборот - зритель ее проявил и активировал. Мне кажется, этот жест о краткосрочной памяти сообщества получился довольно точным и конкретным.
Альтернатива этому - только заголовки статей в кеше гугла. Как ты думаешь (ты же еще и диджей), что вообще значит рейв-культура? Это эскапизм или пир во время чумы?
Рейв исторически несет в себе очень сильный протестный потенциал, но если посмотреть на то, как зарождался рейв, то мы увидим целый ворох проблем. Историю рейва нужно пересматривать.
Этот критический посыл все чаще звучит, но применимо ли это к украинской ситуации?
Сейчас уже видно, что этот революционный потенциал был действительно сильным, но теперь он все больше перемещается в хип-хоп и в разного рода речитативные музыкальные жанры.
Которые по сути являются довольно часто более острой социальной критикой, чем визуальное искусство.
Да. И с этим интересно работать.
Мне кажется, это как раз сдвиг к протестному потенциалу.
Да, сейчас рейв очень коммерциализирован и ограничен, например, отличная коллаборация Схемы с Boiler Room очень сильно отличается от того рейва, который я делал в Одессе с моим напарником Лешей Волосуновым в 2008 - это два совершенно разные и по силе, энергетике, и протестному потенциалу события. Тогда нам интуитивно удалась какая-то очень иллюзорная точность от выбора локации (бывшая чаеразвесочная фабрика в центре Одессы, старинное здание, которое занимало целый квартал, и уже несколько лет как на ее месте строят очередной жилой комплекс) до собственно лайнапа. Это был протест против застоя культурной жизни города. Рейв назывался "Kitsch and Dirty", и это был максимально свободный и экспериментальный формат: вечеринке предшествовала образовательная часть - кинопоказ. Не случайным был выбор фильма - это был Liquid Sky Славы Цукермана: о Нью-Йорке конца 70-х. Этот рейв объединил вокруг себя огромное количество одесской молодежи, которой полиция не дала провести ночь вместе. Около полуночи приехали три или четыре полицейские машины и всех 500 человек быстро разогнали. После этого я всплакнул и перестал заниматься масштабными вечеринками, я понял, что все-таки Нью-Йорк конца 70-х не получится перенести в в Одессу 10-х.
Расскажи еще про диджейскую свою практику, что для тебя это?
Ну это поле, которое позволяет мне заниматься археологией, раскопками, добычей, ведь я не могу без музыки, музыка - это то, что сопутствует всей моей практике, всей моей жизни, невероятно важный элемент. А диджейство - это форма приобщения аудитории к тому, что я открыл, что услышал, что поразило и проникло в самое сердце. Безумно важен контекст той музыки, которую я играю.
Контекст - это сам набор?
Контекст - это условия создания и история этой музыки, я понимаю, что, например, новые стриминговые сервисы (Spotify, Apple music) не удовлетворяют моего интереса, подсовывая стерильный продукт. Контент этих сервисов кастрирован, лишен очень важной части для меня - истории. Для меня важно усилие, которое ты предпринимаешь для понимания музыки, оно напрямую связано с ее поиском.
Мне кажется, у тебя похожий метод в искусстве, исследовательский подход такой же: ты тоже копаешь, находишь то, что ложится в твою историю. Ищешь ты всегда на задворках истории, что-то менее заметное.
Отчасти так, но есть и другая сторона, на выставке «Архив случайных встреч. Отдел печали» звучала группа Enigma, которую знает каждый с детства, ведь это элемент массовой культуры. На выставке он соседствует с совершенно странными историями, известными десятку человек. Сюжет очень странного клипа Энигмы является подсказкой для прочтения этих историй. Вместо Spotify мои места - это рынок в Салониках, где я откапываю пластинку, выпущенную тиражом в сто копий или блошиный рынок в Херсоне, на котором я нахожу пластинку группы Gunesh из Туркменистана.
Потом эти клады становятся частями твоих работ. И через них ты говоришь о серьезных и важных вещах. В них песня может быть символом (не) возможности примирения или памятником. В них и семейные истории, и геополитика, и социальные проблемы. Но всегда возникает вопрос: может ли искусство что-то изменить? Может ли искусство быть инструментом социальных изменений?
Искусство является лабораторией, в которой возможна определенная отладка сценариев (используя IT сленг).
Наверное, поэтому и есть работы, которые мы называем пророческими. У тебя есть пророческие работы?
Из моей практики самый очевидный пример - это работа "Чтоб вы сгорели!", которая является знаковой для последнего десятилетия истории Одессы. Мне кажется, это произведение предугадало и определило очень многие события в одесском регионе. Опять же очень важен контекст, в котором я создал эту работу: 2014 год и события 2 мая. Но это работа переносит определенные исторические и культурные коды, которые были заложены задолго до этих событий. "Чтоб вы сгорели!" - речевой оборот, еврейское проклятие, которое я слышал от своей бабушки. На эту работу наслаиваются и актуальные заголовки из Одессы: застройщики сожгли здание, сгорел санаторий, сгорело училище. Здесь проклятие - это определенная форма, формула, наполненная отчаянием, которая возникает из невозможности повлиять на происходящее.
Такие работы как будто ставят диагноз - они работают и дальше, обрастая новым контекстом. Это значит, что диагноз определен точно и он не лечится временем, и пока это повторяется, значит он все еще действителен. Но возникает вопрос, можешь ли ты как художник повлиять на то, что происходит?
Есть прямое действие - активистские практики, плакатные высказывания, они могут влиять быстро, здесь и сейчас. Но более сложные инсталляционные вещи действуют намного дольше, требуют больше внимания, погружения, описания. Если художник или художница достигают точности в высказывании оно может изменить ситуацию не хуже поста на фейсбуке или твита профессионального политика.
Возникает вопрос ответственности художника как манипулятора сознанием зрителя. Если ты выносишь что-то в общее мыслительное поле, то к тебе тут же вопрос: хочешь ли ты "хайпануть" на чем-то или оно тебе действительно болит. И мне кажется, от этого действительно зависит эффективность работы. Может это идеализм, но мне кажется, что если говорить о том, что в искусстве есть какое-то волшебство или магия, то оно напрямую зависит от искренности.
Я с тобой полностью согласен, я убежден в этом. И вообще я все чаще стал обращаться к потенциалу магии. И все больше и больше пытаюсь уходить от прямых активистских практик, от плакатных высказываний.
Ты уходишь в шаманизм?
Да, шаманизм и эсхатологический экстаз. Связанная с этим эстетика снова становится актуальной. Энигма опять же. Мы можем наблюдать еще один поворот - в сторону магии.
Это про отношение к зрителю опять же. Каждый раз, когда мы говорим в нашей среде про зрителя, есть две полярные позиции. Одна из которых - зритель не идиот, и вторая - давайте воспитывать зрителя. Вот между этими двумя полярностями где-то находится здравый смысл?
Меня привлекает педагогическая функция искусства. Практики, связанные с играми, с вовлечением зрителя, секс со зрителем в конце концов. Это может очень сильно влиять на форму такого искусства и делать его очень непохожим на искусство, которое привычно воспринимать зрителю, но образовательная функция искусства в связке с магией - это то, что может создать, парадоксальным образом, тот здравый смысл о котором ты говоришь.
То есть, ты используешь магическую форму для того, чтобы рассказать историю?
Без магии невозможно описывать исторические события и культурный контекст Украины. Без магии невозможно говорить о президентстве Ющенко например, о президенте-пчеловоде любителе. Этот факт настолько объемен, сказочен и комплексен, что он требует другого языка описания, другого языка говорения. И при этом исторически - этот этап - поворотный в истории Украины. Магия в широком смысле как раз это позволяет. Та комплексность, в которой мы живем, требует другого языка. Две недавние работы, которые я показывал в Киеве, говорят на этом языке, который мне удалось нащупать. И это, мне кажется, определенный поворот и прорыв, который будет подхвачен и развит в ближайшее время.
КМ: Магический поворот?
Да, это он. Он произошел в 2020 году, искусство, как и жизнь больше не будет прежней... Нужно готовиться к зиме.
Текст: Ксения Малых.
