Евгения Добровольская рассказала о травле со стороны примадонн МХАТа
За 30 лет службы в театре актрисе Евгении Добровольской посчастливилось играть на одной сцене с Екатериной Васильевой, Олегом Ефремовым, Татьяной Лавровой, Ией Саввиной и другими легендами российского театра и кино. В 2018 году актриса уже вспоминала о работе с примадоннами МХАТа - в откровенном интервью изданию «7 Дней». В недавней беседе с Екатериной Гордеевой Добровольская вновь рассказала о суровом гнете примадонн, демократичности Олега Ефремова и особом таланте Кирилла Серебренникова.
О травле со стороны примадонн
«Не скажу, что у меня был какой-то режим благоприятствования в театре, потому что я застала таких великих женщин как Татьяна Лаврова, Ия Саввина, Анастасия Вознесенская. Не скажу, что они были добрыми по отношению ко мне. Татьяна Евгеньевна просто любила тушить об меня сигареты и скидывать на меня пепел. Что она только не делала. Парики с меня снимала на Чайке. После сериала «Королева Марго» мне надо было сбрить волосы, вытравленные этой белой краской. И не на чем парику держаться - лысая голова. И Татьяна Евгеньевна вдруг обнимает меня, и я чувствую, как мой парик ползет. Ползет и ползет. Ну я ей сказала, что я сейчас сделаю, если она не остановится. Что я сейчас все сниму, и дальше вы будете играть в спектакле, в котором на вас никто не посмотрит.
Они, все наши женщины, очень не любили, что я со своими волосами играю. Потому что они все играли в париках, и считали, что я их разбиваю. Я играла практически без грима и со своими волосами, такая Нина Заречная. Им это очень не нравилось. Они на меня все время писали какие-то докладные и письма».
Об Олеге Ефремове
«От него невозможно было уйти, он был лидер безусловный. Когда он что-то говорил или показывал, хотелось остаться и заниматься театром бесконечно. Он был демократ. Он выслушивал все. У нас же были общие сборы, причем не общие сборы артистов, а всего театра, когда сидели монтировщики, уборщики, помрежи - и все имели право говорить. У нас же даже постановки принимались голосованием. То есть будем ли мы ставить эту пьесу или не будем. И это работало очень хорошо.
Но самое смешное было, когда он ставил пьесу Гельмана «Мишин юбилей»: вся труппа проголосовала против, а он сказал «Нет, нужно». И даже когда Олег Николаевич умирал, он уже ходил с аппаратом, через который дышал (у него рак легких был), он ходил репетировал. У нас в театре все время включали трансляцию. Ты из любой гримерки слышал его голос. Шли репетиции, и ты знал, что он дышит, работает, в процессе».
О желании работать с Кириллом Серебренниковым
«Все мои работы во МХАТе, которые мне очень нравились и которые хотелось бежать играть - это работы у Кирилла Серебренникова. То есть, с первой работы как он пришел: «Мещане», потом «Господа Головлевы», «Лес». Это все было совершенно замечательно. Он пришел в начале правления Олега Павловича Табакова, когда Олег Павлович стал приглашать режиссеров. И Кирилл уже был известен в Москве, он уже поставил Пластилин. Кирилл заразил собой весь театр. [Он показал,] что все могут работать. Может работать забытый богом мхатовский оркестр, который получает зарплату и ничего не делает. Кирилл их всех вытащил, и они играли и на гитарах и на контрабасах, все занимались делом. Он пригласил Киру Николаевную Головко принять участие в его спектаклях. Она сначала отказывалась, но это было великое возвращение Киры Головко на сцену. Это грандиозно.
Его взгляд совершенно необыкновенный. Потом он стал ставить оперы, музыкальные спектакли. Кирилл такой человек, который умеет дружить, даже не находясь в непосредственной близости. Я всегда знаю, что он протянет мне руку помощи, если что, поможет мне советом. Он конечно острый на язык, но я знаю, что в глубине души он меня любит. Мне очень интересно с Кириллом, потому что у него такие образы и задачи...Хочется в этом участвовать, хочется в этом быть. Хочется быть в этой ауре энергии, таланта и искусства».
