Интервью с того света: Иосиф Бродский
Воображаемая беседа с писателем.
На этой неделе гостем нашей потусторонней рубрики стал Иосиф Бродский. Нобелевский лауреат рассказал о детских воспоминаниях, школьном антисемитизме и сексе в СССР.
С возвращением! Вам наверняка есть о чем вспомнить...
Я немногое помню из своей жизни, и то, что помню, - не слишком существенно.
И все же, как бы вы описали свое детство?
Жил-был когда-то мальчик. Он жил в самой несправедливой стране на свете. Ею правили существа, которых по всем человеческим меркам следовало признать выродками. Чего, однако, не произошло.
Помните вашу первую ложь?
Семи лет от роду, я отлично знал, что я еврей, но сказал библиотекарше, что не знаю. Подозрительно оживившись, она предложила мне сходить домой и спросить у родителей.
То есть, уже детстве вы сталкивались с антисемитизмом?
Исходил он главным образом от учителей: он воспринимался как неотъемлемый аспект их отрицательной роли в наших жизнях; отплевываться от него следовало, как от плохих отметок.
Вы были бунтарем?
Помню, когда я бросил школу в возрасте 15 лет, это было не столько сознательным решением, сколько инстинктивной реакцией. Я просто не мог терпеть некоторые лица в классе - и некоторых однокашников, и, главное, учителей.
А к Ленину вы как относились?
Невзлюбил с первого класса - не столько из-за его политической философии и деятельности, о которых в семилетнем возрасте я имел мало понятия, а из-за вездесущих его изображений, которые оккупировали чуть ли не все учебники, чуть ли не все стены в классах, марки, деньги и Бог знает что еще, запечатлев его в разных возрастах и на разных этапах жизни. Был крошка-Ленин в светлых кудряшках, похожий на херувима. Затем Ленин на третьем и четвертом десятке - лысеющий и напряженный, с тем бессмысленным выражением, которое можно принять за что угодно - желательно за целеустремленность. Лицо это преследует всякого русского, предлагая некую норму человеческой внешности - ибо полностью лишено индивидуального.
Как бы вы описали свое поколение?
Это было единственное поколение русских, которое нашло себя, для которого Джотто и Мандельштам были насущнее собственных судеб.
Почему так сложилось?
Вся эта милитаризация детства, весь этот зловещий идиотизм, половая озабоченность (в десять лет мы вожделели наших учительниц) не сильно повлияли на нашу этику и эстетику - а также на нашу способность любить и страдать.
Правда, что в СССР не было секса?
Если порнография, в общем,- неодушевленный предмет, вызывающий эрекцию, то стоит заметить, что в пуританской атмосфере сталинской России можно было возбудиться от совершенно невинного соцреалистического полотна под названием "Прием в комсомол", широко репродуцируемого и украшавшего чуть ли не каждую классную комнату. Среди персонажей на этой картине была молодая блондинка, которая сидела, закинув ногу на ногу так, что заголились пять-шесть сантиметров ляжки. И не столько сама эта ляжка, сколько контраст ее с темно-коричневым платьем сводил меня с ума и преследовал в сновидениях.
Значит, какой-никакой, но был...
Три поколения русских жили в коммунальных квартирах и тесных комнатах, и когда наши родители занимались любовью, мы притворялись спящими.
Что у вас вообще ассоциируется с русской повседневностью?
Суровые зимы, уродливая одежда, публичное вывешивание наших мокрых простынь...
В чем беда российской политической жизни?
Нет в России палача, который бы не боялся стать однажды жертвой, нет такой жертвы, пусть самой несчастной, которая не призналась бы (хотя бы себе) в моральной способности стать палачом.
Что для вас привлекательнее: прошлое или будущее?
Почему-то прошлое не дышит такой чудовищной монотонностью, как будущее. Будущее, ввиду его обилия,- пропаганда.
На основе книги Иосифа Бродского "Меньше единицы".
