Истории выживших: рассказ матери Эдие Муслимовой о депортации
Редактор детского журнала «Арманчыкъ» Эдие Муслимова рассказала историю жизни своей матери Мусфире Муслимовой, которой пришлось пережить депортацию.
Историю жизни своей матери она обнародовала на своей странице в Facebook.
Мусфире Муслимова (Керимова), родилась 2 мая 1933 года в деревне Салын Маяк-Салынского района. Отец - Девлетшаев Керим (1888-1970), мать - Омерова Аджи-Султан (1902-1944), сестры Зекие (1923-1997), Назмие (1931) и брат Февзи (1925-1998).
Отец в начале 20-х гг. вступил в коммунистическую партию, и так как знал грамоту и русский язык, его отправили на учебу в Симферопольскую Высшую партшколу. По окончании его распределили в Ялту директором санатория. Но мама не захотела оставлять свою родню и наотрез отказалась ехать. Отец пришел к Вели Ибраимову (тогда - Председателю ЦИК Крыма) и сказал, что отказывается от Ялты. Потом отец до конца своей жизни вспоминал слова этого незаурядного человека: "Эй, татарлар, татарлар, къабакъбаш, джаиль татарлар. Мен сизге о къадар яхшылыкъ япайым - анъламайсынъыз. Бар сасыкъ Керчинъе, сасыкъ балыкъ къокъла да отур!"
Отец в те годы участвовал в коллективизации сельского хозяйства, создании колхозов по всему Керченскому полуострову. Когда началась война, он работал председателем колхоза в Джаппер-Берды. При захвате фашистами Крыма, отец отвез семью к старшему брату Исмаилу в д. Ортель, а сам погнал колхозную отару на Керченскую переправу, но не успел перейти на другой берег и появился потом только через полгода. Когда немцы вошли в село, мы убежали. Вернулись, а они на арабу загрузили все наши вещи. Мама начала плакать и просить, чтобы хоть носки детей отдали. Немецкий офицер приставил пистолет к маме, хотел застрелить, мы, дети, вцепились в нее, плачем. Маму отпустили. Забрали нашу корову и за все отдали 23 немецких марки, как бы купили. Зимой 1942 г. пришел советский десант, немцы отступили, и отец уехал в д. Джаппер-Берды опять восстанавливать колхоз. Через некоторое время немцы снова заняли село, папа вернулся к нам. Староста д. Ортель предупредил отца, что не сможет уберечь нас, и чтобы мы уезжали из села. Мы быстро собрались и уехали вместе с семьей дяди Сеитвели в родную отцовскую деревню Палапан. Эту деревню разделяла речушка, по одну сторону жили русские, по другую сторону 8-10 семей крымских татар.
Не прошло и месяца после освобождения Крыма от фашистских захватчиков, как отца вызвали в райисполком в ст. Семь Колодезей, чтобы сдал колхозную печать и партбилет для перерегистрации. Сказали, чтобы через 2 дня пришел за новым билетом и печатью, и будет принимать новый колхоз. Это было 17 мая 1944 г. О том, что наш народ выселят, никто не сказал.
18 мая около 4 часов утра, собаки лают, в дверь сильно постучали. Зашел офицер с солдатами, посмотрел на часы и на сборы дал 15 минут, приказал всем выйти на улицу. Сказал, чтобы еды взяли с собой на неделю. Отец и брат успели кое-что из продуктов взять в дорогу. Мы думали, что нас всех ведут на расстрел, все плачем. В 10 метрах от нашего дома стоял пулемет и солдат сказал: "Если пошевелитесь - расстреляю". Собрали всех соседей у нашего дома. Вместе с нами был выслан и тетин сын - Велид. Тетя Мунибе Газиева со старшим сыном Зевидом уехала в Керчь, где они жили до войны. И только в 1947 году она увидела сына снова, уже в Узбекистане.
Нам не дали даже одеться. Стоим в нижнем белье, только успели сверху пальто накинуть. Мы, дети, захотели в туалет, солдаты не разрешили: "Где стоите, там и справляйте нужду". Мама очень плакала и просила солдат, чтобы дали время узнать, где старшая дочь. Сестра Зекие два дня назад уехала на учебу в Симферополь, и мы о ней ничего не знали. Оказывается, она не успела уехать и заночевала в д. Чистополье у русской подружки. Утром та ее будит и говорит: "Зина, вставай, всех татар выселяют". "Наверное, не всех?". "Нет, всех подряд". А в том селе на курсах трактористов из 2-х сел 8-10 наших ребят учились. Занятия уже начались. Сестра всех собрала, и они побежали искать своих родных.
Очевидно, многие русские в Палапане знали о высылке крымских татар, потому что не раз говорили нам: "Скоро мы от вас всех избавимся, вас как собак выгонят". Однако мы на это не обращали внимания.
На всех 8-10 крымскотатарских семей дали одну повозку. На нее посадили старенькую бабушку Ачче с 4 маленькими внуками, ее сын воевал, а невестка поехала на станцию Семь Колодезей узнать о муже. Так, помню, эта старая женщина ничего вообще в дорогу не взяла. Когда приказали выходить из дому, она успела схватить только сковородку с хамсой, больше ничего - ни еды, ни одежды. Так и сидела, обняв детей и сковородку. Мы все шли пешком за повозкой, нас повели в д. Аджи-Эли, это в 2-3 км от Палапан. Там собрали крымских татар из нескольких деревень. Смотрим, в село по дороге идет группа молодежи и среди них сестра Зекие. Их тоже присоединили к нам. Мы все были окружены вооруженными солдатами, нас никуда не выпускали. Сестра Зекие подошла к офицеру, который нас выгнал из дома, и попросила разрешения взять вещи из дома. Он разрешил, но приставил солдат. Сестра пошла домой - дверь открыта, в сарае корова не доенная мычит. Русские соседи Жучковы стоят возле коровы, хотят подоить, но она бодается, не подпускает. Сестра подошла к нашей корове, поцеловала ее - из глаз животного текут слезы. Даже скотина поняла, какую трагедию мы переживаем. Сестра взяла кое-что из вещей, а других жителей уже не пустили, двери и окна их домов были заколочены.
К обеду подъехали машины, нас всех загрузили и повезли на ст. Ташлы-Яр (ныне Пресноводное). Кругом шум, крик, плач. Битком набили в скотские вагоны, дышать не возможно. Не помню, сколько было людей в нашем вагоне, мы, дети, залезли на вторые полки (нары) и оттуда смотрели в зарешеченное окно. Когда проезжали Сиваш, старшие плакали и кричали: "Прощай дорогой, родной наш Крым! Мы уезжаем, увидим ли тебя еще?!" Нам, детям, говорили: "Смотрите, дети, мы через Сиваш - ворота Крыма − проезжаем. Никогда не забывайте свою Родину Крым!".
На остановках старшие хватали какую есть посуду и бегали в поисках воды и еды. Туалета, воды в вагонах не было. Не помню, давали ли в дороге еду, только на станциях стояли всего несколько минут, а в степи останавливали на 2-3 часа. Как только поезд останавливался и открывались двери - и стар и млад, все, никого не стесняясь, бежали за вагоны справлять нужду. У нас в вагоне умерших не было. Медицинского обслуживания не было, никто не спрашивал в каком мы состоянии, нас везли на вымирание.
Не помню, сколько мы были в дороге. Наш состав прибыл на ст. Зербулак Самаркандской области. Оттуда на машинах нас повезли в какой-то кишлак, где мы прожили 1 месяц. Потом нас повезли на рудник Лянгар Хатырчинского района, где добывали вольфрам. В рабочем поселке в основном жили русские, узбеков почти не было. Нас привезли не в сам поселок, а на 2 км ниже, где были расположены бараки. Их было 10-12 и они представляли собой крытые камышом землянки. Спускаешься по нескольким ступенькам вниз, длиннющий коридор, по сторонам 2-х ярусные нары. Помню, что людей было очень много. Так как это было горная местность, то жары не чувствовали. В бараках началась эпидемия брюшного тифа и дизентерии. Первыми заболели тифом сестра Назмие, Велид и я. Это было в октябре 1944 г., нас увезли в больницу. Мы лежали 3 недели, когда выписались, заболели мама и сестра Зекие. Их забрали в больницу, через неделю мама умерла. Сестра без сознания 20 дней лежала, молодой организм выдержал. У сестры были очень красивые, длинные волосы. Мама перед смертью просила врачей: "Мои волосы состригите, а дочкины не трогайте". У сестры, после выздоровления, весь волос осыпался и больше не был таким пышным. Отец навестил маму, она уже была на выздоровлении и сказала: "Ты смотри детей", а сама пошла на уколы. На следующий день нам сказали, что мама умерла. Тогда много слухов ходило, что умерщвляли наших людей. Отец как-то навестил в больнице нашего соседа Абла-агъа, поговорили, вышли во двор погреться на солнышке. Соседа позвали на укол, он говорит: "Керим, ты подожди, я сейчас вернусь, только приму уколы". Отец ждет-ждет, а соседа все нет. Пошел спросить, а ему отвечают, что Абла-агъа умер.
Отец продал кое-какие вещи и купил у узбеков дом, состоящий из 1 комнаты. В доме была печка. А зима в Лянгаре очень суровая, снега много выпадало. До недели вьюжило, не могли выйти из дому. Многие наши крымские татары зимовали в бараках, сколько их замерзло и умерло в первые годы...
На снимке: Мусфире Муслимова с мужем и председателем Меджлиса Рефатом Чубаровым
В местах депортации был комендантский режим, за пределы Лянгара нельзя было выходить. Каждый месяц ходили на подписку к коменданту. С первых же дней погнали на работу. Организовали ОСМУ (отдельное строительно-монтажное управление). Какой бы специальности ни был татарин - инженер, ученый или рабочий - все работали на шахте или на стройке простыми рабочими, больше никуда не брали. Отец и сестра Зекие работали на стройке - женщины на носилках таскали камни-дикуши (бут), мужчины же клали стены. Сестра Назмие сразу пошла работать на шахту. И хотя ей было всего 13 лет, она наравне со взрослыми таскала вагонетки с рудой. Брат тоже работал на шахте, получал купонами, и я отоваривалась в магазине на эти купоны. Помню, целый день стояли в очереди за хлебом, подъезжает арба с хлебом, начинается давка. Нас, детей, рабочие затаптывали, мы только кричали и кусались. Семьи прикрепили к определенным магазинам, где они могли купить хлеб. Помню, как-то в первую зиму купила хлеб, а выйти из магазина не могу: на улице ураганный ветер, снег, темно, ничего не видно. Еле вышла, на мне из теплых вещей - мамина кофта и платок. В балке упала в сугроб, выбраться не могу, лежу, уже стала замерзать. Дома начали беспокоиться, и брат пошел искать меня. Если бы не он, так и замерзла бы. Сколько таких случаев было... Зимой исчезает человек, и только весной находили окаменевший труп.
Сестра Назмие очень хорошо работала, была стахановкой, но вместо нее в Москву на выставку ВДНХ отправили узбечку. Тогда труд наших людей никак не поощрялся. Сестра 12 лет таскала тележку с рудой. Перед войной закончила 2 класса и больше не училась. Я в 16 лет тоже пошла работать на шахту, работала в маркшейдерском бюро. До войны закончила 1 класс и продолжила учебу в 1945 г. Днем работала, вечером училась в школе, закончила 10 классов. Учились на русском языке. Отца в Узбекистане не раз вызывали в партком для восстановления в партию, но он не ходил, и отказался от партбилета.
После Указа 1956 г. о снятии со спецучета мы переехали в г. Янгиюль. Я поступила в Ташкентский медицинский техникум, работала в г. Каттакургане в больнице. В 1962 г. вышла замуж за Рефата Муслимова. Через 7 лет вернулись в родной Крым, нас долго не прописывали, не брали на работу. Я благодарна Всевышнему Аллаху за то, что живу на Родине, воспитываю детей и внучек.
Ныне проживаю в Судакском районе, с. Къоз (Солнечная долина).
