Отрывок из книги: "Роль читателя" Умберто Эко
Об интерпретации художественного текста.
В издательстве Corpus выходит новый сборник эссе знаменитого романиста и семиотика Умберто Эко - "Роль читателя. Исследования по семиотике текста". Как намекает само название новинки, автор "Имени розы" расскажет, что привносим мы сами в интерпретацию литературных произведений. Палитра имен у итальянца, как всегда, разнообразная: от Аристотеля до Супермена. О последнем, кстати, и пойдет речь в выбранном нами отрывке.
Герой, силы которого превосходят обычную человеческую меру, - одна из констант народного воображения: от Геракла до Зигфрида, от Роланда до Пантагрюэля и так далее вплоть до Питера Пэна. Нередко, впрочем, сила героя, так сказать, очеловечивается, и его способности представляются уже не столько сверхъестественными, сколько высшим проявлением естественных человеческих свойств, таких как ум, подвижность, бойцовские качества или даже логичность мышления и наблюдательность (как, например, у Шерлока Холмса). Однако в индустриальном обществе, в котором человек становится лишь «номером таким-то» в больших организационных структурах (узурпирующих право на принятие решений), он лишен средств производства, а следовательно, и возможности принимать решения. Его личная физическая сила (если только она не проявляется в спортивных достижениях) постоянно терпит унижение перед лицом мощных машин, определяющих даже его, человека, движения. В таком обществе положительный герой должен воплощать в наивысшей степени ту потребность в силе, которую средний гражданин испытывает, но не может удовлетворить.
Супермен - это миф, предназначенный для подобных читателей. Супермен - не землянин; он уроженец планеты Криптон, но попал на Землю еще подростком. Выросши на нашей планете, Супермен обнаруживает, что наделен сверхчеловеческими способностями. Его физическая сила практически безгранична. Он может летать со скоростью света и даже еще быстрее: тогда он преодолевает и временны? е барьеры - и может переноситься в другие эпохи. Простым сжатием руки он может нагреть кусок угля до такой температуры, что уголь превращается в алмаз. В считанные секунды, со сверхзвуковой скоростью, он может вырубить целый лес, превратить бревна в доски и выстроить город или корабль. Он может прорубать горы, поднимать океанские корабли-лайнеры, разрушать или воздвигать плотины. Сила его зрения, подобного рентгеновским лучам, позволяет ему видеть сквозь любой предмет на любом расстоянии и плавить своим взглядом металлические предметы. Его суперслух дает ему возможность слышать любые разговоры, как бы далеко от него они ни велись. Он красив, скромен, добр и всегда готов прийти на помощь; его жизнь посвящена борьбе против сил зла, и полиция имеет в его лице неутомимого помощника.
Тем не менее образ Супермена не вовсе лишает читателя возможности идентифицировать себя с ним. Супермен живет среди людей под видом журналиста Кларка Кента: пугливого, робкого, не слишком умного, неуклюжего, близорукого, под каблуком у своей властной и капризной коллеги Лоис Лэйн, которая, со своей стороны, презирает его, будучи страстно влюблена в Супермена. Такое двойничество Супермена имеет определенные функции в плане повествования: оно
позволяет весьма разнообразить рассказы о его, Супермена, приключениях, применять различные театральные эффекты (coups de th??tre, colpi di scena) и создавать напряжение (suspense), характерное для детективных сюжетов. Но в плане мифотворческом это двойничество можно считать очень даже тонким приемом: по сути дела, Кларк Кент - это воплощение типичного среднего читателя, которого одолевают комплексы и презирают ближние. Идентифицируя себя с таким персонажем, любой бухгалтер в любом американском городке может тайно питать надежду, что в один прекрасный день из кокона его обыденной личности может вылупиться сверхчеловек, способный искупить годы прозябания в посредственности.
Структура мифа и «цивилизация» романа
Мы установили несомненные мифологические коннотации нашего героя. Теперь опишем те повествовательные структуры, посредством которых этот «миф» ежедневно или еженедельно предлагается читателю. И здесь мы сталкиваемся с фундаментальным различием между таким персонажем, как Супермен, с одной стороны, и, с другой - персонажами античной и скандинавской мифологий, а также персонажами, выступающими в религиях откровения.
Традиционный религиозно-мифологический персонаж, будь он божественного или человеческого происхождения, имел неизменные, вечные черты и неизменную же, необратимую «биографию». Такой персонаж мог выступать героем некой «истории»
(a story, una storia); но эта «история» развивалась по определенной схеме и дорисовывала образ данного персонажа согласно заранее заданной матрице.
Другими словами, какая-нибудь греческая статуя могла изображать Геракла вообще или Геракла, совершающего один из своих подвигов; в обоих случаях (во втором - более, чем в первом) Геракл воспринимался как персонаж с определенной «историей», и эта «история» была одной из характерных черт его обожествленного образа. Образ Геракла складывался из развития событий во времени, но это развитие было завершено - и Геракл стал символом данного развития, данной последовательности событий, а они, в свою очередь, - самой сутью его образа. Наиболее излюбленные античностью рассказы всегда были историей чего-то, что уже произошло и о чем публика уже знает.
Можно было пересказывать n-ное число раз историю Роланда (или Орландо), но аудитория уже знала, что произошло с героем. Появлялись новые и новые
обработки, добавлялись детали и украшения, но все это не могло изменить существа мифа. Подобным же образом функционировали скульптурные и живописные повествования в готических соборах, а позже - в церквях времен Возрождения и Контрреформации: они рассказывали, зачастую весьма выразительно, о том, что уже произошло.
Повествование в современных романах, напротив, направляет интерес читателя прежде всего на непредсказуемость того, что произойдет, т. е. на новизну сюжета, которая выдвигается на первый план. События не происходят прежде повествования, они происходят по ходу повествования; обычно подразумевается, что и сам автор [в данной точке повествования] не знает дальнейшего развития событий.
В Древней Греции открытие Эдипом своей вины в результате «откровения» Тиресия (классический случай театрального эффекта [coup de th??tre, colpo di scena]) «воздействовало» на публику не потому, что она не знала этого мифа, а потому, что согласно Аристотелю сам механизм мифа мог вновь и вновь вовлекать зрителей в сопереживание, вызывая у них чувства жалости и ужаса, заставляя отождествлять себя с героем в данной ситуации. Напротив, когда Жюльен Сорель стреляет в госпожу Реналь или когда детектив в рассказе Эдгара По находит виновных в двойном преступлении на улице Морг или когда Жавер понимает, что должен отблагодарить Жана Вальжана, - в каждом из этих случаев мы имеем дело с таким coup de th??tre, в котором именно непредсказуемость является важнейшей составной частью и обретает эстетическую ценность. Непредсказуемость тем важнее, чем более популярным задумывается роман; и искусство романа-фельетона для масс - приключения Рокамболя или Арсена Люпена - заключается не в чем ином, как в изобретательном придумывании неожиданных событий.
Это новое качество повествования достигается ценой уменьшения «мифологичности» персонажей. Персонаж мифа воплощает в себе некий закон, некую универсальную потребность, и поэтому должен быть в известной степени предсказуем, он не может таить в себе ничего неожиданного. Персонаж романа, напротив, стремится быть таким же, как все мы, и то, что может происходить с ним, столь же непредсказуемо, как то, что может происходить с нами. Такой персонаж отражает то, что мы называем «эстетической универсальностью», т. е. он способен вызвать сопереживание потому, что соотносится с формами поведения и с чувствами, свойственными всем нам.
Но он не обретает универсальности мифа, не становится знаком, эмблемой некой сверхъестественной реальности. Он всего лишь результат универсализации индивидуального. Персонаж романа - это «исторический тип». Эстетика романа возрождает старую категорию, необходимость которой возникает именно тогда, когда искусство покидает территорию мифа: это категория «типического».
Мифологический персонаж комиксов оказывается, таким образом, в особой ситуации: с одной стороны, он должен быть архетипом, сгустком определенных коллективных упований и как бы застыть в этой своей фиксированной эмблематичности, которая есть
залог его узнаваемости (именно таков Супермен), но, с другой стороны, поскольку данный персонаж «продается» в качестве персонажа «романного» публике, потребляющей «романы», он должен подчиняться законам развития, характерным для персонажей романов.
Умберто Эко, "Роль читателя. Исследования по семиотике текста". Издательство Corpus
