Карл Осецкий и Курт Тухольский: уроки для "веймарской" Украины
Карл фон Осецкий и Курт Тухольский. В СССР о них почти не говорили, а в постсоветское время они в официальные святцы никак не могли попасть по причине своей левизны. Зато в обоих германских государствах их память чтили, как почитают и ныне в объединенной Германии. Я постараюсь ликвидировать этот провал в массовой памяти, ведь без него не так легко понять, откуда костоломы из СБУ «спионерили» статью «госизмена», чтобы припаять ее журналисту из Житомира Василию Муравицкому.
«Тухлые отговорки»
В 20-е годы Германия еще не была гитлеровской. То есть Гитлер и его партия на политической сцене уже активно действовали, но в церквях и синагогах говорили: «Эти со свастикой? Да за них никто не голосует, их мало и вообще они за людей и против Тельмана. А то, что евреев клянут, так ведь остепенятся со временем. В чем-то их можно понять, когда Коминтерн во главе с Апфельбаумом-Зиновьевым сговорился с Ротшильдами, чтобы удушить немцев. Зато эти смелые мальчики осуждают агрессию лягушатников и подлый Версальский мир».
Жертвами уличного террора становились не только коммунисты и социал-демократы, но и министр-капиталист Вальтер Ратенау. В отличие от современной Украины, убийц ловили и доводили до суда, но относились к ним очень мягко. «Политические убийства в Германии в последние годы являются систематическими и четко организованными. Все запланировано с самого начала: подстрекательство неизвестных спонсоров, преступление (всегда исподтишка), небрежное расследование, тухлые отговорки, пара фраз, жалкие уловки, мягкое наказание, отсрочка наказания, льготы - в общем, продолжайте дальше! Это не плохое правосудие. Это не недостатки правосудия. Это вообще не правосудие. Балканам и Южной Америке в этом отношении далеко до нынешней Германии», писал в 1922 году журналист Курт Тухольский.
Этот автор выступал в широком жанровом диапазоне: от политических передовиц и судебных обзоров (с ироническими и сатирическими замечаниями) до стихов и книжного обозрения. При этом «люди» с псевдонимами (он сам во многих лицах) не только печатались в одном и том же издании, но и писали друг другу предисловия и даже полемизировали между собой. Помимо журналистики, Тухольский сочинял тексты, песни и куплеты для кабаре «Шум и дым» Он не скупился на критику демократических политиков, которые, по его мнению, были слишком терпимы к своим политическим оппонентам.
«Бороться с гнилью»
Работая в газете «Die Weltb?hne», он становится другом своего коллеги-публициста Карла фон Осецкого. Что же связывало этих двух людей? Перешедший в протестантизм еврей и сын онемеченного поляка, оба из мелкобуржуазной среды, прошли мировую войну и не желали ее повторения.
В марте 1927 года «Вельтбюне» опубликовало статью Бертольда Якоба, где правительство и военные обвинялись в поддержке полувоенных формирований. По обвинению в клевете Осецкий, как главный редактор, был приговорен берлинским судом к тюремному заключению сроком на месяц. Год спустя против Тухольского было открыто дело об оскорблении религиозных чувств за стихотворение «Песня английского мальчика из церковного хора», но до приговора оно не дошло.
Курт Тухольский
Карл фон Осецкий
В марте 1929 года Осецкий публикует статью немецкого летчика Вальтера Крайзера, в которой разоблачались нарушения Версальского договора в военной авиации. За это он и автор были арестованы по обвинению в нарушении военной тайны. В 1931 году их приговорили к 18-месячному сроку в тюрьме Шпандау по статье «Государственная измена».
В защиту Осецкого выступили Лион Фейхтвангер, Арнольд Цвейг, Альберт Эйнштейн. Крайзер выехал в Париж, а Осецкий, несмотря на просьбы друзей, отказался уехать. «Эффективно бороться с гнилью можно лишь изнутри, - заявил он, - и я не уеду». В мае следующего года он сам пришел в Тегельскую тюрьму, причем ему пришлось пройти через толпу почитателей, которые пытались отговорить его от этого решения. Проведя в тюрьме семь месяцев, Осецкий был освобожден по рождественской амнистии 1932 года и вышел на свободу.
Вскоре после этого процесса против Тухольского было выдвинуто обвинение в клевете на рейхсвер за его выражение «Солдаты - убийцы». Памятуя печальную судьбу Осецкого, Тухольский предпочел не приезжать из Швеции на судебные заседания. В июле 1932 года он был заочно оправдан, но понимал, что возвращение на родину угрожало его жизни. Он так объяснял свое бегство: «На людях остается мучительно влачить остаток дней своих. Есть тут что-то от дезертирства: заграница, оставить на произвол судьбы, товарищ Осс [Осецкий] в тюрьме»
Позднее Тухольский раскаялся в своем решении бежать, принятом летом 1932 года: «Но в случае с Оссом я не приехал, я тогда отказался, эта была смесь лени, трусости, отвращения, презрения - но я все же должен был приехать. То, что я не мог ему помочь, то, что мы оба наверняка были бы осуждены, что я, возможно, попал бы в когти этим зверям - все это я знаю, но чувство вины меня не отпускает».
Глядя на современные дела Муравицкого, Бузилы, Васильца и Тимонина, кто-то захочет сказать: приговоры «вегетарианские», сроки короткие, возможны амнистия или оправдание. Но ведь, прецеденты созданы и... В общем, смотрите на даты.
При Гитлере. Развязка
1933 год. Назначение Гитлера рейхсканцлером и поджог Рейхстага. «Die Weltb?hne» была запрещена. Прекрасно понимая всю опасность своего положения, Осецкий отказался покинуть страну. Наутро после пожара Рейхстага он был арестован гестапо и помещен сперва в Берлинскую тюрьму, затем - в концлагеря Зонненбург и Эстервеген-Папенбург. Тяжелые физические работы и условия содержания осужденных подорвали его здоровье.
Тухольский 23 августа 1933 года был заочно лишен германского гражданства за «антигерманскую деятельность» (точно с такой же формулировкой исключен в 2014 году из НСЖУ Константин Кеворкян, а из НСПУ - Станислав Минаков). При этом в шведском подданстве ему было отказано. К тому же К. Тухольский не имел права на политические высказывания. 14 октября 1935 года Тухольский попал в больницу с жалобами на желудок и и этого времени он не мог спать без барбитуратов. Вечером 20 декабря он принял слишком большую дозу. На следующий день его обнаружили впавшим в кому. В тот же день он умер в клинике Гетеборга. До сих пор ведутся споры, было ли это самоубийство.
В отличие от преступного равнодушия к украинским политузникам, европейская общественность тогда не молчала по поводу Осецкого. «Лига борьбы за права человека» и международный Пен-клуб собрали более 43 тыс. подписей под требованием освободить Осецкого.
В 1934 году он впервые был выдвинут кандидатом на Нобелевскую премию мира различными организациями и вынужденными эмигрантами из Германии, такими как Альберт Эйнштейн и Томас Манн, а также английским философом Бертраном Расселом. Однако письменная заявка опоздала - кандидатура на 1935 год (Артур Хендерсон) была уже определена. Поэтому лауреатом Осецкий стал лишь в 1936 году.
Представитель Норвежского нобелевского комитета Фредрик Станг в своей речи отметил, что действия Осецкого характеризуются «горячей любовью к свободе мысли, верой в необходимость свободного соревнования во всех областях духовной жизни, широким мировоззрением, уважением к ценностям других народов и доминирующей над всем этим идеей мира».
Нацистское правительство заявило, что ни один немец не примет какую-либо Нобелевскую премию. Все германские ученые по указанию Гитлера были вынуждены отказываться от Нобелевских премий и смогли получить их только в конце войны. Когда в 1940 году, когда нацисты захватили Норвегию, они в отместку репрессировали всех, кто принимал решение об этом награждении.
Осецкий в момент присуждения находился в тюремной больнице. И от него требовали отказаться от премии, но он не поддался. Геббельсовская пропаганда заявила, что он якобы свободен и может ехать в Осло за премией, когда захочет. Однако заграничный паспорт ему выдан не был, и началась травля Осецкого как «предателя».
Хотя его и перевели в тюремной в гражданскую больницу, гестапо держало Осецкого под постоянным наблюдением вплоть до самой смерти от туберкулеза 4 мая 1938 года.
Хотелось бы надеяться, что к судьбе наших узников отнесутся в мире так же внимательно, как к Осецкому, а беженцам будет в изгнание легче, чем Тухольскому.
