О чем Путин разговаривал с Асадом в Москве?
Сообщения о переговорах Владимира Путина и Башара Асада, которые прошли во вторник в Москве, были скупы на детали.
Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков сообщил журналистам лишь, что речь шла о планах российской операции в Сирии.
"Вопросы, естественно борьбы с террористическими, экстремистскими группировками, вопросы, связанные с продолжением российской операции по поддержке наступательных действий сирийских вооруженных сил", - сообщил Дмитрий Песков.
В свою очередь, пресс-служба Кремля передает, что российский президент сказал, что Россия готова оказать помощь Сирии в поисках политического урегулирования кризиса в стране.
Русская служба Би-би-си обратилась к экспертам с просьбой прокомментировать эти переговоры. Георгий Мирский, главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН
Если два государства совместно воюют, их главы должны встречаться время от времени. И не Путину же туда в Дамаск ехать&8230; Совершенно естественно, что сюда прилетел Асад.
Это чисто пропагандистский характер носит, пиаровский, я бы сказал - показать всему миру, что что, у нас нерушимый союз и мы вместе ведем войну против общего врага, пусть никто не думает, что Путин откажется от Асада под давлением.
Такова одна сторона этого визита. Вторая - по существу.
Асаду нечего было просить у Путина, у него давно уже все есть. У него есть наши танки, самолеты, пушки&8230; Так что ему просить нечего, только отдать поклон и поблагодарить, что он и сделал.
А вот у Путина к нему могут быть вопросы. Путин заявил, что воздушная операция будет продолжаться, пока будет наступательная операция сирийской армии.
И я думаю, что он спросил у Асада, сколько времени это будет продолжаться и какие перспективы? Что-то там движется или нет, ведь мы ничего не знаем!
Нам сообщают названия каких-то деревень, которые занимает эта армия, ни одного пленного не взяли до сих пор, нет карты, на которой было бы показано, какие территории освободили&8230;
&8230; Сейчас в Сирии идет не одна, а пять войн, пять! И главным врагом Башара Асада является не ИГИЛ [группировка "Исламское государство"], а внутренняя оппозиция. Вот как с ними быть?
Если он собирается воевать против них, и уже разгромив их, потом заняться ИГИЛом, вопрос, хватит ли у него сил? Кроме того, для этого нужно, чтобы наша авиация бомбила этих его врагов. Судя по сообщениям иностранной печати, именно это и происходит.
И вот тут меня настораживает одно заявление Путина. Он сказал, что помощь будет оказана Асаду не только в борьбе против террористов ИГИЛ. Как это понимать?
Если считать, что российские бомбы будут падать на позиции "Джабхат ан-Нусра" [группировка "Фронт Нусра", связанная с "Аль-Каидой"] и других исламистов, так их и так уже бомбят.
Если же это означает, что Башар Асад получит помощь в борьбе против внутренней оппозиции своей, то это уже означает значительное расширение операции и полный конец всех разговоров о возможности политического урегулирования.
Если учесть заявления, которые делались в нашем министерстве иностранных дел о том, что нужно вести дело к какому-то компромиссу, созданию коалиции, нужно выявить какие-то здоровые силы из числа оппозиции, тогда нужно изменить всю риторику, пойти на переговоры.
Но это абсолютно бесполезно и ник чему не приведет, потому что Асад не уйдет ни за что. Да если бы он и захотел, его не отпустят. Алавитская община. Это означало бы начало конца ее господства в стране.
Александр Баунов, главный редактор Carnegie.ru
Тем, очевидно, две: война и политика, уж не знаю, в каком процентном отношении обсуждались эти темы.
Часть разговора, конечно, была военная, обсуждались параметры военной операции: сколько мы там будем находиться, каких мы вместе можем достичь целей? Понятно, что отвоевать всю Сирию обратно - совершенно за пределами возможностей сирийской армии с нашей поддержкой или без нашей поддержки.
Значит нужно определиться с целями. Вероятно, об этом шла речь.
Во-вторых, я почти уверен, что Россия выступила в традиционной для себя роли уговаривать диктатора&8230; Ну не то чтобы уйти, сейчас не 1990-е. Если мы, условно говоря, уговаривали Милошевича уйти отовсюду или Саддама уйти из Кувейта, то здесь вряд ли мы уговариваем его действительно оставить власть.
Ровно то, что мы хотим показать, это что мы хотим поддержать своего союзника, которого хотят свергнуть "наши общие партнеры".
Но мы могли разговаривать с ним о политическом устройстве и политическом будущем Сирии, после того как оппозиция примет тот факт, что Асада и без российской поддержки им не удавалось свергнуть в течение четырех лет, а уж с российской поддержкой это, видимо, за пределами их возможностей.
Значит возникнет ситуация, когда и Асад не сможет думать об отвоевании всей страны, но и оппозиция не сможет взять, скажем, Дамаск. Возникнет ситуация, когда они будут вынуждены признать существование друг друга как неизбежность.
И вот здесь в рамках наших последних подходов к Америке, к Западу вообще, что, мол, давайте сотрудничать в борьбе с общим злом&8230; Отчасти, конечно, риторических, но за этой риторикой, мне кажется, есть и реальные попытки преодолеть изоляцию и выйти из квазихолодной войны на какой-то общей теме.
И было бы очень здорово, если бы мы могли принести от Асада какие-то обещания поделиться властью.
