Глава "Германо-российского форума" предлагает по-новому строить отношения с Россией
Вопрос Крыма следует отложить и заняться более срочными вопросами, такими как ситуация на востоке Украины, считает Маттиас Платцек, автор книги о новой политике с Россией.
DW: Почему нам нужна новая восточная политика?
Маттиас Платцек: Я назову лишь два пункта. Первый заключается в том, что наш федеральный президент Франк-Вальтер Штайнмайер (Frank-Walter Steinmeier) сказал во время своего последнего визита в Москву в прошлом году, что перед нашими народами - российским и немецким - стоит опасность взаимного отчуждения. Он добавил к этому, что именно мы, немцы, перед лицом нашей истории не имеем права этого допустить.
Второй пункт: я кибернетик, и как представитель естественных наук наблюдаю за происходящим трезво. Если вспомнить, что сейчас уже шестой год как были введены санкции, то следует и спросить: "А что это принесло?" Политически мы - "у разбитого корыта", опасность военной эскалации за последние годы заметно возросла, экономически весьма пострадали обе стороны - и российская, и европейская. Настроения в России - по моей оценке - скорее стали более антизападными, националистическими за последние годы. А в ситуации с Крымом ничего не изменилось к лучшему.
И если мы это констатируем, то справедливо задать и вопрос, насколько эффективна такая модель и следует ли продолжать в том же духе и следующие пять лет, принимая в расчет возможное ухудшение ситуации, или же это является для нас поводом найти новый подход, опробовать другую политическую модель.
- В чем должна состоять сущность новой восточной политики?
- Я думаю, в поисках сущности следует прежде всего усвоить для себя, в чем заключается повод для формулирования новой политики. Через 15-20 лет я вижу два полюса в мире, которые и сейчас уже четко прослеживаются: Китай и страны вокруг него, то есть Вьетнам, Корея, Япония. Они будут абсолютно точно тяжеловесом в плане экономической политики. Вторым четко обозначенным полюсом будут страны Северной Америки: США, Канада и Мексика. Там будет сконцентрирована финансовая экономика, и в военном отношении США останутся очень сильными.
Остается открытым вопрос, есть ли третий полюс и как он будет сконфигурирован. Остается только Европа - с Россией или без нее. У Европы самой по себе совершенно нет полезных ископаемых, ни газа, ни нефти, и что еще важнее будет в будущем - редких металлов. Они есть у России. То есть: без России нам не быть третьим полюсом. Поэтому и называется книга "Россия как партнер", насколько трудно бы ни было это сейчас себе представить.
Следует также вспомнить историю и поучиться на ее примере. Вилли Брандт и Эгон Бар (социал-демократ Вилли Брандт был канцлером Германии с 1969 по 1974 год, а Эгон Бар - министром по особым поручениям в его кабинете. - Ред.) возможно в еще более сложной ситуации, чем сейчас, а именно, когда страны Варшавского пакта жестоко подавили Пражскую весну (в 1968 году. - Ред.), обладали смелостью, прозорливостью и политической мудростью, чтобы действовать парадоксально, а именно протянуть руку и предложить политику под лозунгом "изменения путем сближения". Несколько месяцев после подавления Пражской весны они полетели в Москву на переговоры. Причем на переговоры с режимом, который и понятия не имел, что такое права человека. Думаю, что то, что было возможно в тех условиях, не может быть невозможным сейчас.
- Вы упомянули лозунг "изменения путем сближения". Должна ли новая восточная политика, о которой вы говорите, быть направленной на достижение политических и общественных перемен в России?
- Я не могу предсказать дальнейшее развитие, но я много лет занимаюсь немецко-российскими и европейско-российскими отношениями и могу сказать, что проводить политику с поучающей позиции, по принципу: "Мы знаем, как надо, а вы должны именно так и делать" не сулит успеха. Я бы хотел меньше поучений, а чтобы мы убедительно демонстрировали наши ценности, нашу модель устройства общества.
- Но какое место в восточной политике должен занимать вопрос Крыма? Ведь те самые ценности, о которых вы говорите, Россия перечеркнула, аннексировав Крым.
- Полностью с вами согласен. Но и к этому вопросу мы должны подходить с должными критериями и с определенной долей осторожности. Что я имею в виду? В 2003 году США, полностью пренебрегая международным правом, напали на Ирак. Какие санкции мы ввели тогда? Применяем ли мы наши ценности только там, где это возможно, или по отношению к более слабому или к тому, кто не является нашим союзником? Это к вопросу о критериях, которые мы применяем.
Есть проблемы, которые мы срочно должны решать, а есть такие, по которым у нас в данный момент нет решения, с объективной точки зрения. Это тема Крыма. В России сейчас нет ни одной политической силы, участвующей в предвыборной борьбе с лозунгом "Отдадим Крым Украине". Поэтому тут следует применить правило Эгона Бара: проблемы, которые мы не можем сейчас решить, следует отложить. Я могу представить себе путь, который для меня является возможным с морально-этической точки зрения. Временно отложить проблему Крыма, обозначив позиции по ней. Россия, вероятно, скажет: "Мы никогда не отдадим Крым ", а Евросоюз ответит: "Мы никогда этого не признаем".
Я уверен, что тогда мы сможем найти подход для решения для восточной Украины. И я считаю решение проблем на востоке Украины, в интересах людей, которые там живут, более срочными, чем в Крыму. В Крыму существует проблема крымских татар, но в остальном, наверное, 80-85 процентов жителей считают, что все должно оставаться по-старому, что тоже надо учитывать. А на востоке Украины люди умирают, страдают. Поэтому я считаю, что имеет смысл отложить один вопрос для того, чтобы найти решения другого - на востоке Украины. А затем можно будет говорить и о санкциях, и о снятии напряженности в других вопросах.
- Вы пишите в своей книге, что сегодня недостаточно помнят о заслугах России и других постсоветских республик во Второй мировой войне. Какой, по-вашему, была бы правильная политика памяти в Германии и Европе?
- Я являюсь членом The Jerusalem Foundation и занимаюсь вопросами примирения и в целом нашей ответственности перед еврейским народом и Израилем. Я занимаюсь этим, потому что это входит в государственный резон Германии. Потому что факт, что шесть миллионов евреев было убито немцами, будет иметь последствия, я думаю, навсегда. Этого нельзя отрицать.
Но я спрашиваю себя, с другой стороны, где же адекватное восприятие ответственности за 25, 27 или 28-29 миллионов, в зависимости от подсчетов, убитых людей (имеется в виду общее количество человеческих жертв на стороне СССР во Второй мирово войне, как военных, так и гражданских. - Ред.), представителей народов Советского Союза: украинцев, белорусов, а также миллионов русских?
И если в отношении шести миллионов евреев, как сформулировала бундесканцлер (Ангела Меркель. - Ред) наша ответственность перед еврейским народом является государственным резоном, но мы не воспринимаем с той же силой и политической убежденностью ответственность в отношении славянских народов, в том числе и русских, то тут, с моей точки зрения, есть дисбаланс.
Второе. Основное бремя - военное, человеческое - несла во Второй мировой войне Красная армия. И если я вижу, что в СМИ происходит сдвиг в сторону высадки союзнических войск в Нормандии в середине 1944 года, которая представляется так, как будто это был решающий момент Второй мировой войны, и при этом практически не говорят о... Спросите здесь, кто знает о Курской битве 1943 года, сражениях под Москвой зимой 1941-го, о Сталинградской битве. А ведь это были решающие битвы Второй мировой войны. Я вижу и здесь дисбаланс и вопрос, как мы применяем наши критерии в наших оценках и действиях. Я бы хотел, чтобы это приобрело другое значение.
