«Я не могу любить топор, который меня убивает»: Евгения Добровольская о разводе с Михаилом Ефремовым
Актриса Евгения Добровольская рассказала о браке и разводе с Михаилом Ефремовым в интервью Екатерине Гордеевой. Евгения и Михаил были знакомы со студенческих лет, вместе работали в МХТ им. Чехова и поженились в 1990 году.
«Это он на мне женился. Он пошел в ЗАГС, договорился, написал письмо от «Современника», что мы уезжаем на какие-то гастроли - раньше же надо было ждать два месяца, чтобы расписаться. Нет, он назначил дату прекрасную, мы все собрались, он одел весь театр «Современник» в костюмы 60-х годов, с барабанами и с дудками мы пошли в ЗАГС и сыграли что-то свое вместо вальса Мендельсона. И стол у нас был накрыт на газетах: водка, картошка, огурцы. Какая-то вот такая была романтика».
«Мы вообще с ним очень похожи. Во всем. У нас одинаковые предпочтения в еде, в фильмах, в театре - то есть мы можем даже не разговаривать, но мы знаем, что мы думаем одинаково. Дома мы никогда не говорили о театре. На работу мы шли разными дорогами, там встречались. Он там был мерзкий и скандальный режиссер, я была там мерзкой артисткой, в которую он кидал то ящики, то еще что-то. А потом мы возвращались домой, и все было нормально. Семья. Быт».
О браке, который длился в общей сложности семь лет, Добровольская вспоминает как о сумасшедшем времени, полном гулянок и эпатажа:
«Это была сумасшедшая жизнь. Год за три шел. Я столько в милиции не была за всю свою жизнь до этого. Потому что надо было обязательно ему с кем-то выяснить отношения. Играть беспрерывно. Эпатировать».
В первый раз Добровольская разъехалась с Ефремовым, когда узнала, что беременна: «Мы взаимно расстались. Сложно было вот так жить. Быть беременной и гульба-пальба - это разные вещи. Ну мы не расставались, мы просто жили отдельно. Он писал такие письма&33; Такие письма&33; Я недавно перечитала, они оказываются у Николаши (сын Евгении и Михаила - прим. ред.) лежат».
Из роддома с маленьким ребенком Евгения поехала жить к Алле Покровской, потому что, по словам актрисы, ей больше некуда было податься.
«Это было очень тяжело. Там точно так же как и у всех. Там «жена, невестка должна». Должна много чего: убраться в квартире, принести газет, включить телевизор, поставить воды. И еще ребенка покачать, чтобы он не орал. Мы очень быстро уехали оттуда - туда, где никто между нами не стоял и не ссорился. Потому что Миша все время стоял между мной и Аллой Борисовной, пока мы кричали друг на друга».
Окончательно Евгения ушла от Михаила через пять лет, когда поняла, что эти отношения уничтожают ее: «Потому что я поняла...Сейчас есть такие модные слова, которых мы тогда не знали: абьюзер, газлайтер и вот это вот все...Просто можно сейчас все это как-то назвать такими красивыми словами. А тогда я просто была в недоумении и у меня была свое понимание абьюза - что я не могу любить тот топор, который меня убивает. Нельзя так делать. Я сама себе говорила: «Женя, перестань, тебя уничтожают». Поэтому я сбежала. Это был радостный уход. Я бежала босиком и кричала, что я свободна. У нас не было квартиры. Мы поделили наше имущество так: ему 100 долларов, мне машина. Ну мы веселые люди. У нас все было хорошо. У нас не было никаких трагедий».
Алкогольная зависимость Михаила тоже сказалась на качестве их с Евгенией семейной жизни:
«Моменты, когда он вообще не пил, в нашей жизни были. Но это был принудительный момент - под страхом смерти».
Известие о ДТП, в котором по вине Ефремова погиб человек, глубоко задело Евгению. Вместе с другими членами семьи и знакомыми она пыталась уговорить актера отказаться от услуг адвоката Эльмана Пашаева. То, во что превратился судебный процесс по этому делу, и почему Ефремов так странно повел себя уже после того, как фактически признал вину, для актрисы остается загадкой.
«Миша хороший. Только пьяный Миша и Миша - это два разных человека. Пьяный человек - это оно. Он вообще не понимал, что он делает. Я не ходила на суд, потому что меня очень раздражал его адвокат. Я боялась не сдержаться. То есть не боялась, а не хотела мешать. Мне казалось, что все, что происходило - какое-то безумие. Не знаю, что ему там наобещали, или что он себе вообразил, но мне в тот момент казалось, что у него нет мозга. Я пыталась с ним поговорить. Все пытались.
Сейчас мы все переживаем это до сих пор очень тяжело. Письма не идут очень долго туда, где он находится. Это все...И ответов нет. И с пандемией тоже - не приехать. ничего. Я согласна с тем, что его осудили, но не с тем, сколько ему дали лет. Я не знаю, я в этом не разбираюсь совершенно, но я просто знаю, что человек так и так наказан. Он очень сильно наказан».
