Попытки "наезда" на СМИ всегда оказываются для чиновников себе дороже
Влащенко: Сегодня наш вечерний гость - известный украинский режиссер Мирослав Слабошпицкий. Добрый вечер. Есть люди, которых успех окрыляет. А есть, которых парализует, потому что они не знают, что дальше. Вы к каким относитесь? Слабошпицкий: Успех, он и окрыляет, и парализует. Я думаю, это какие-то фазы, которые сменяют друг друга. И на хорошие, и на плохие вещи человеческий организм реагирует одинаково - это является стрессом. Все, что случилось с "Племенем", - это больший стресс. Это великое счастье, но, конечно, мне тяжело было после этого восстановиться психологически.
- Расскажите об истории с "Племенем".
- "Племя" имело американский театральный прокат, и 1 августа "Племя" вышло на Netflix для США и Канады. Netflix покупает очень много фильмов часто до проката. Он один из покупателей контента, и это является проблемой, потому что, фактически, в Каннах Netflix сразу покупает фильм и выпускает его на Netflix.
- На какой стадии сейчас ваш новый проект "Люксембург"?
- Работа продолжается - это работа пяти стран. Я думаю, что картина окончательно будет закончена к концу этого года. Люди, которые работают со мной - их немного, но они приняли мою странную манеру - мне очень не нравится работать профессионально: по графикам, съемочным дням и т. д. Мы все обязательства стараемся выполнять, но это сродни писанию романа. В "Племени" мы тоже репетировали неделями, а потом один день снимали.
- Периодически я наталкиваюсь на людей, которые мне говорят о сакрализации темы Чернобыля. Я посмотрела ваш фильм "Ядерные отходы" и увидела абсолютную беспросветность мира. Что такое "Ядерные отходы", с вашей точки зрения?
- Одна из концепций предусматривает превращение одной из зон Чернобыля во всеевропейский или всеукраинский могильник. Поскольку там сейчас строятся заводы по переработке отходов - поэтому в этом нет ничего абстрактного. Конечно, это можно рассматривать как метафору, что человек в определенном смысле - ядерные отходы, и люди, которые там работают, - побочные продукты этого. Чернобыля вообще никакого нет, если серьезно к этому подходить. Это территория, равная территории Люксембурга, огромная. Но сам Чернобыль - это город Чернобыль, мертвый город Припять, это станция и это где-то в лесу разбросанные обломки каких-то деревень. Снимать там, практически, нечего. Я когда там работал в 97-ом году журналистом, с тех пор у меня появилась идея снять картину о Чернобыле. Я и сценарии писал, но Чмиль кричала, что все, что угодно, но только не Чернобыль. Профессионально она была выходец из коммунистической номенклатуры - т. е., у нас сохранялся брежневский коммунистический застой в кино, с молчаливого согласия всех президентов, пока ее не отправили в отставку. Чернобыльская зона тогда была совершенно потрясающая - там было ощущение и мистики, и какой-то чудовищной свободы. Никто не занимался музеефикацией этого объекта, хотя, наверно, стоило. Во-первых, это сейчас разворовано все, что можно, распилено и сдано в металлолом - легально или нелегально. Дома в Припяти 30 лет без отопления, просто заваливаются. Есть такое понятие в кинематографе - потеря фактуры. Это выглядит иногда просто, как помойка. Есть новое поколение сталкеров, которые родились через год-два после Чернобыля.
- А история ваша будет о чем?
- Это определенное продолжение "Ядерных отходов". Эта история будет о людях, которые обеспечивают жизнь этой мертвой территории. Это водители, полиция, дозиметристы. Мне нравится то, что получается.
- А нет у вас такого ощущения, что эта чернобыльская разруха медленно будет расползаться по стране?
- В фильме, конечно, Чернобыль немножко моделирован. Это немножко Чернобыль, который я хочу. Там природа победила - домов не видно, там лес. А у меня более урбанистическая история. А по стране какие-то заводы выглядят колоритнее или разрушеннее, потому что там оно уже просто исчезло - на этом месте вырос лес. Это земля после людей.
- Это страшно?
- Когда приезжают свежие люди - они очень потрясены.
- В "Люксембурге" будет речь?
- Да. Но есть проблема, что человек должен быть носителем языка. Речь рвет все. Но мы знаем пока несколько хороших способов, как с этим воевать.
- Для вас актерский опыт интересен?
- Это совершенно прекрасный опыт. Я в 15 лет пришел в театральную студию, в 16 гастролировал со спектаклем по Британии, дальше три года блевал от напряжения на уроках актерского мастерства, в институте. Потом я играл спектакль в Швейцарии, так что я считаюсь, в определенном смысле, актером. Это не является моим бизнесом, я не зарабатываю деньги этим, не хожу с 9 до 6 в какой-нибудь театр. Актером быть весело, потому что это намного меньше ответственности, ты не думаешь о сроках, бюджете, съемочном дне. Ты должен сделать то, что тебя просят - и это прекрасно.
- Вы собирались снимать кино об Олесе Ульяненко, который достаточно рано ушел. А почему о нем?
- Как говорят у нас в "голливудщине" - нет ничего хуже для карьеры, чем умереть. О нем уже вышла книга. Издается все, что уже было им написано. Эта книга никогда бы не вышла, если б Ульяненко не умер. Ульяненко для меня такой же символ борьбы за свободу слова, как и Георгий Гонгадзе. Потому что журналисты не имеют монополии на свободу слова. И Ульяненко был преследован за то, что он писал, и это позор несмываемый для всех, кто в этом участвовал. Попытки наезда на СМИ всегда оказываются для чиновников себе дороже, а наехать на Ульяненко, которому есть было нечего, а он книжки писал - для этого не надо было много храбрости.
- Как вы считаете, есть будущее у кино про человека, или кино превратится просто в компьютерные игры?
- Я - украинский режиссер, и у меня есть менеджер в Голливуде. Меня представляет в США крупнейшее агентство, которое представляет Спилберга, САА. Как сказал мне мой менеджер: "Нет никакой проблемы - нужно найти баланс между твоими художественными потребностями и финансовым интересом студии". На самом деле это не совсем так. Ты всегда понимаешь, на что ты подписываешься. Да, глобализация, но просто все сегментируется. Тебе просто нужно выбирать, что ты хочешь, и все.
- В ваших фильмах очень много про взаимоотношения - на первый взгляд про секс. Мне кажется, что вы используете как режиссер секс как метафору.
- Секс - это одна из самых настоящих вещей, которые возможны между людьми.
- А любовь?
- Здесь нет противопоставления. Любовь - это история многогранная.
- У вас есть вопрос?
- Какой последний фильм вы смотрели?
- Последний фильм, который меня тронул, была "Голгофа". Хотя я стараюсь смотреть все, что возможно. Спасибо большое. 112.ua
