Война и мир в Донбассе глазами ребенка
Фильм "Отдаленный лай собак" рассказывает о жизни 10-летнего мальчика на линии фронта в Донбассе. Датский режиссер обошелся в нем без политики. В интервью он рассказал, почему.
Документальный фильм "Отдаленный лай собак" ("The Distant Barking of Dogs") датского режиссера Симона Леренга Вильмонта за полгода получил награды нескольких кинофестивалей Европы - в Нидерландах, Швеции и Греции. В ленте датско-шведско-финского производства речь идет о жизни 10-летнего мальчика Олега на линии фронта в Донбассе. Главные герои фильма Олег и его бабушка Александра - едва не единственные жители поселка Гнутово в Донецкой области, которые не уехали от войны, когда линия фронта приблизилась к их домам. Не имея возможности бежать, они наблюдают, как другие покидают деревню. Это фильм о хрупком мире ребенка, который балансирует на грани между семейным уютом и артиллерийскими обстрелами. Почему ленту о шрамах, которые война оставляет в жизни детей из Донбасса, авторы фильма решили сделать аполитичной, рассказал DW режиссер Симон Леренг Вильмонт.
DW: Почему работу над своим фильмом вы решили начать именно в Украине? Ведь ваши предыдущие фильмы были сняты в совершенно других уголках мира.
Симон Леренг Вильмонт: Одна из главных причин, почему я решил приехать в Украину, связана с моими двумя предыдущими фильмами. В них я рассказывал истории двух детей из, так сказать, очень безопасного мира. Поэтому по завершении работы над ними я почувствовал, что для баланса мне нужна история ребенка из совершенно другого мира - полного опасности. Я хотел рассказать историю о детской жизни в зоне конфликта, как и в чем этот ребенок стремится найти мир. Поэтому я решил, что должен ехать на восток Украины.
- Когда вы приехали в Украину, у вас уже было представление, какую историю будете снимать? Сложно ли было найти героя фильма?
- На самом деле, у меня была только идея, а своего героя я решил искать уже на месте. Сначала я наблюдал за тем, как дети в этой конфликтной зоне пытаются построить вокруг себя мир, безопасность и комфорт. Когда мы приехали на линию фронта, то я начал говорить с детьми в школах, просить их описать, что они испытывают во время обстрелов. Не все дети могли достаточно содержательно это сделать. Но когда я встретил Олега и спросил его об этом, он сделал глубокий вдох и сказал: "Представьте, что ледяная рука касается вашей груди, когда начинается обстрел. И каждый раз, когда вы слышите где-то близко громкий взрыв, эта рука сжимает ваше сердце все крепче. Так сильно, что сердце покрывается льдом". Тогда я понял, что Олег - именно тот ребенок, которого я ищу.
- Во время просмотра фильма постоянно возникает ощущение, что зритель наблюдает за жизнью мальчика собственными глазами. Присутствие съемочной группы не чувствуется вообще. Особенно во время сцены на кладбище, когда Олег шепотом обращается к матери, чью могилу он пришел навестить. Как вам удалось завоевать такое доверие ребенка?
- К моему удивлению, это удалось сделать очень легко. Почти с момента нашего знакомства он был полон пытливости. Я не чувствовал с его стороны стыда или закрытости, ему было интересно все, что мы делали. Наше присутствие было для него новым, неизведанным миром. Мы проводили много времени вместе. Затем я предупреждал, что следующие несколько часов буду снимать и он должен представить, что меня нет рядом. Сначала он все равно продолжал обращаться ко мне, но, когда видел, что я не реагирую, терял ко мне интерес и продолжал заниматься своими делами. Именно поэтому удалось достичь такого эффекта "отсутствия" камеры.
- Несколько раз в фильме появляются сцены серьезных обстрелов, но вы продолжаете снимать. Как вам удавалось не выдавать своего страха перед ребенком, не выключать камеру и не бежать в поисках убежища?
- Вам это только показалось. В фильме есть сцена, когда дети жарят картошку на костре у реки и где-то вблизи начался сильный обстрел. На самом деле я сказал им немедленно бежать домой, хотя этого и нет в фильме. Они начали спорить со мной, мол, это далеко взрывается и угрозы нет, а также смеяться, что я боюсь. Так было несколько раз, когда я настойчиво намекал: "Все, пора домой!".
- Создается впечатление, что, несмотря на то, что фильм о войне, к которой причастны как минимум две страны, вам удалось сделать его абсолютно аполитичным. Вы сознательно это сделали?
- Именно так, совершенно сознательно. Я хотел рассказать историю о человеческой жизни, о том, какой сложной является жизнь ребенка в зоне конфликта. Как меняются жизненные ценности в длительных кризисных ситуациях. Одним из самых важных моментов является то, что нам удалось воспроизвести в фильме мир детской жизни, полной жажды комфортного и безопасного существования. И даже если это только иллюзия мирной жизни, то она подчеркивает эту хрупкую грань, когда мир может лопнуть, как воздушный шарик, при малейшей угрозе. Эта иллюзия является единственной соломинкой в такой стрессовой ситуации. Именно это я хотел больше всего исследовать и показать, а не политические составляющие конфликта. Еще и потому что, когда ты начинаешь говорить с людьми в этой ситуации о политике, они сразу закрываются. Это я очень быстро понял во время съемок.
- На какую аудиторию вы рассчитывали? Скорее на украинскую, российскую, западноевропейскую?
- Я не ставил своих героев на одну сторону конфликта или другую. У меня была совсем другая цель. Самое главное - я хотел показать человеческую историю, которую будет полезно увидеть обеим сторонам, и, в частности, европейцам.
- Почему вы выбрали такое, казалось бы, мистическое название для фильма?
- На самом деле, это больше поэтическое название, чем мистическое. Есть много причин, почему я так назвал фильм, но есть и несколько понятных объяснений. Я знаю, что военные используют собак для оповещения об обстреле, который приближается. Также в этом селе постоянно был слышен лай собак. Это как примитивная система оповещения, что приближается угроза, и символ опасности, которая постоянно присутствует в этом поселке.
