Правозащитница: Пока жертвы насилия не начнут говорить, ничего не изменится
Правозащитница Маргрет Саттеруэйт 15 лет помогает жертвам сексуального насилия и домогательств в России. В интервью DW она рассказала, какие дела ведет и что мешает их расследованию.Британский криминолог Маргрет Саттеруэйт одной из первых заговорила с точки зрения прав человека о насилии над женщинами в России. Сегодня она руководит в Москве проектом, цель которого - борьба с торговлей людьми. DW поговорила с правозащитницей о том, как она на протяжении многих лет добивалась внимания к проблемам гендерного неравенства и какими делами ей приходится заниматься сейчас.
DW: Как вы стали заниматься проблемами насилия над женщинами в России?
Маргрет Саттеруэйт: Я работала в Красном Кресте, в гуманитарных миссиях, в том числе в горячих точках. Там я несколько раз стала свидетелем жестокого обращения с женщинами и в каком-то смысле сама была травмирована. Потом я начала сталкиваться с этими проблемами в мирной жизни и поняла, что никто не относится к этой проблеме серьезно.
Одним из первых моих дел стали случаи Светланы Карамовой и Елены Александровой в Башкирии в 2002 году. Молодые девушки были изнасилованы и зверски убиты. Родители Светланы рассказали, что их дочь, 15-летнюю победительницу конкурса красоты в городе Стерлитамак, вызвали в баню для того, чтобы ублажать местных чиновников. Она отказалась, после чего ее тело нашли возле дома со следами изнасилования и удушения. К убийству второй девушки мог быть причастен сын главы района.
Расследование дел фактически не велось. Я стала добиваться того, чтобы оно было передано в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Начала искать правозащитников, пытаться их заинтересовать. Но их отношение тогда, в начале нулевых, было просто диким. Надо мной все смеялись, один известный юрист сказал: "По крайней мере перед смертью девки получили удовольствие". Это было просто средневековье.
Тогда я стала сама искать журналистов, адвокатов - в итоге European Human Rights Advocacy Centre в Лондоне, сотрудничающий с "Мемориалом", предоставил мне одного из своих юристов. В 2009 году дело было передано ЕСПЧ - это были первые такие дела, за исключением дела Ольги Масловой из Нижнего Новгорода, там инициатором был Комитет против пыток.
- Как вы узнали о других похожих делах? Люди сами на вас выходили?
- Не всегда. Жертвы изнасилований и сейчас редко готовы говорить с незнакомыми людьми, а тогда эта тема была тем более табуированной. Я потом работала на Северным Кавказе, опрашивала местных правозащитников, кто слышал о так делах.
Было известное дело, которое журналисты назвали "Твин Тпигс" - в селе Тпиг Агульского района Дагестана женщину изнасиловали сотрудники милиции на глазах у ее детей-подростков. И оказалось, что это только верхушка айсберга - в округе было множество подобных случаев. Постепенно меня стало это затягивать - хотя я планировала, что буду жить гораздо веселее. Познакомилась с Марией Моховой из центра "Сестры". У нас были совершенно противоположные взгляды, но мы сработались.
- В чем была разница взглядов?
- Они считали, что надо тихо сидеть, помогать жертве и не выносить ничего на публику. А я говорила, что пока жертвы не начнут говорить, как бы им ни было больно, ситуация не изменится. Все западные страны прошли этот путь потому, что женщины стали выходить и рассказывать свои истории. Кто-то должен выйти первым - во Франции похожие проблемы вскрыла феминистка Самира Беллиль, которая 2002 году написала книгу о групповых изнасилованиях в арабской среде.
В какой-то момент я сказала одной из жертв: давайте я расскажу вашу историю от своего имени. И почувствовала, как это тяжело: говорить о сексуальном насилии, употребляя слово "я", очень тяжело, даже если этого с тобой на самом деле не произошло. Поэтому одна из первых публикаций на эту тему, которую написал мой друг, журналист The Telegraph, была слеплена из нескольких очень похожих случаев насилия и домогательств, жертвы которых не называли своих имен.
- Можно ли считать, что сегодня ситуация сдвинулась с мертвой точки?
- Отчасти да. Ситуация начала меняться после 2011 года, когда Следственный комитет РФ возглавил Александр Бастрыкин - он считает дела о насилии над женщинами приоритетными. Я всегда рекомендую жертвам обращаться не в полицию, а сразу в СК - там больше шансов, что дело будет всерьез рассмотрено. Потом был флешмоб "Я не боюсь сказать", и людей прорвало. Сейчас я могла бы проделать путь с первыми башкирскими делами за два месяца, а тогда все было очень тяжело и травматично.
- Какие дела вы ведете сейчас?
- Последние полтора года я помогаю жертвам торговли людьми. В основном это мигранты, которых вынуждают заниматься проституцией: из Африки, Центральной Азии и славянских стран - Молдовы, Приднестровья, Украины. За последний год мы помогли 500 людям освободиться из рабства и вернуться домой. Наш проект называется "No saints without a past, no sinners without a future" - "Нет святых без прошлого, нет грешников без будущего”.
Изначально это была религиозная инициатива молодых христиан из разных церквей, хотя сам принцип работы строго светский. У нас есть сайт "Неволи. нет" и горячая линия, куда можно всегда позвонить. Иногда мы работаем вместе с движением "Альтернатива" - они также борются с современным рабством, но они не так хорошо разбираются именно в сексуальной эксплуатации.
- Как люди попадают в сексуальное рабство?
- Если это Африка, то многие из жертв приезжают по визе как фейковые студенты. До прошлого года университеты легко выдавали приглашения людям, которые никогда там не появлялись. Сейчас этому, насколько я знаю, положили конец, они делают визы каким-то другим способом. В основном это женщины из Нигерии, Ганы, Камеруна - посредники обещают, что они будут здесь работать.
В прошлом году много африканок привезли на Кубок конфедераций - им говорили, что они будут помогать на чемпионате, плести косички, работать в салонах красоты. Некоторые из них понимали, что будут заниматься проституцией, но не представляли себе условия - что у них отберут паспорта, запрут в квартире, где у них будет по 100 клиентов в день. Сейчас, я уверена, будет большая волна во время чемпионата мира по футболу - мы уже готовимся.
- Как вы их освобождаете?
- У нас хорошо налажена связь с африканским сообществом. Мы совершаем рейды, в которых наши сотрудники участвуют под видом клиентов. Иногда приходится пользоваться магией - сутенеры часто манипулируют простыми женщинами, совершая обряды вуду, после которых они считают, что не могут обратиться в полицию, иначе будут прокляты. Наш сотрудник берет курицу, одевается как шаман и "расколдовывает" женщину, чтобы она могла пожаловаться.
- И что говорят в полиции?
- Очень сложно довести дело до суда. Недавно мы освободили подростков из Нигерии - в полиции отказывались даже возбуждать уголовное дело, потому что никак не подтвержден факт их трудовых отношений с сутенерами. Как они это себе представляют? "Я обязуюсь вас эксплуатировать?" Все осложняется нелегальным статусом жертв. Когда нам с большим трудом удалось довести одно дело до суда, оказалось, что пострадавших уже два месяца как депортировали. "Тогда какие проблемы?" - сказал судья и закрыл дело.
Недавно мы договорились с СК о том, что жертве эксплуатации может быть предоставлен особый статус, благодаря которому во время судебного разбирательства ее нельзя депортировать. При этом только африканские жертвы вообще готовы говорить на эту тему - для женщин из Центральной Азии или с Кавказа это табу. Чеченские женщины боятся, что об этом узнают родители, пойдут мстить и начнется круговорот кровной мести. Их невозможно уговорить даже об изнасиловании написать заявление, не то что о домогательстве.
- Есть ли у вас иски о домогательстве?
- У меня нет - я не смогла уговорить ни одну жертву пойти в полицию. Дела о домогательствах в России - вообще огромная редкость, можно по пальцам пересчитать. Есть выигранные дела по 133-й статье УК (понуждение к действия сексуального характера) и есть гражданские иски. У меня есть знакомая, она сама училась на юриста. Подала иск против своего преподавателя и выиграла. Но человек должен быть очень морально готов - как правило, никто не хочет заново даже мысленно проходить через этот ад. Я уже давно мечтаю взять дело о домогательстве - но их нет.
