На купюре Израиля изображен сын никопольчанина
На купюре Израиля достоинством в 100 шекелей, а также на аналогичной монете изображен сын никопольчанина - Владимир Евгеньевич Жаботинский. Купюра с лицом Владимира Жаботинского была выпущена в Израиле в 1980 году. Позже, когда в стране разгулялась инфляция, выпустили монету аналогичного достоинства (100 шекелей). На ее аверсе тоже был изображен сын никопольского купца Жаботинский. Об этом Nikopolnews узнал из сообщения директора БФ «Никополь туристический» Олега Фельдмана, который, в свою очередь, ссылается на мемуары Жаботинского и на статью в издании «Историческая правда».
Владимир Жаботинский был лидером правого сионизма, основателя и идеолога движения сионистов-ревизионистов, создателем Еврейского легиона и организаций «Иргун» и «Бейтар». Также он вошел в историю как талантливый журналист, переводчик, публицист, поэт и писатель. Родился в 1880 году в Одессе. Умер в 1940 в Нью-Йорке. До создания еврейского государства не дожил.
Отец Владимира Евгений Жаботинский родился и долгое время жил в Никополе, занимаясь купечеством. Он был главным скупщиком зерна на всей территории Правобережной Украины, которая в то время фактически кормила Европу.
Вот фрагмент из мемуаров Владимир Жаботинского:
«Евреи звали отца Ионой, русские - Евгением. Он родился в Никополе, городе на берегу Днепра. Отец его держал семь почтовых станций на одном из главных трактов, ибо тогда железная дорога не дошла еще до этого края. Станции имели смешанное назначение: постоялого двора, харчевни, почты и конюшни для почтовых лошадей. Один из моих друзей нашел имя дедушки в списке первых подписчиков на первую газету на древнееврейском языке, которая выходила в России, "Гамелиц", если я не заблуждаюсь. Адмирал Чихачев, директор компании РОПИТ, однажды сказал отцу: "Имя тебе Евгений и ты гений". Может быть, он преувеличивал, а может быть и был прав, но во всякое свое посещение Приднепровья я слышал от многих то же самое. Однажды в Александровске собрался вокруг меня десяток стариков, ветеранов торговли зерном, и до полуночи пытались они растолковать мне, в чем состояли чары, которыми обладал мой отец. Я не понял их, но у меня осталось огромное впечатление от переплетения связей, отношений, сетей, нитей влияния, которые связывают Аргентину с Украиной, Черное море с тремя океанами, Валплац в Вене, резиденцию министра иностранных дел Австро-Венгрии, с Капа Ровиной, где собирались зерноторговцы в Одессе. Одно уразумел я: они говорили мне, что отец совершал свои расчеты в уме "до осьмушки копейки" (я не унаследовал этого дара, для меня даже таблица умножения китайская грамота). И еще одно: много раз предупреждали его, что помощники обворовывают его. Он неизменно отвечал: "Тот, кто ворует у меня, беднее меня, и, может быть, он прав". Именно эта философия и передалась мне по наследству.
Способности отцу достались, как видно, от его матери, о которой я тоже слышал немало легенд, но здесь не место рассказывать их. Духовное наследие со стороны деда было другого рода: преувеличенная нервозность, граничащая с истерией, симптомы которой я обнаружил у многих представителей моей родни. Один из них, мой младший дядя по отцовской линии, из странной породы обаятельных прохвостов, гениальный лжец, лжец милостью Божьей, обладатель единственных в своем роде музыкальных способностей - он умел щелкать соловьем, и половина населения Никополя собиралась у окна его дома, чтобы послушать его трели, - на старости лет спятил с ума и подписывал свои письма ко мне "Иисус II". Но отец любил его больше, чем многих других братьев, и однажды дал ему ответственное поручение - надзирать за отгрузкой зерна за границу, а сам уехал на две недели. Вернувшись, он застал полное расстройство в делах и мрачные лица в конторе РОПИТа. Через несколько дней после этого открытия он почувствовал подозрительную боль внутри, врачи поставили диагноз - рак, и послали его в Германию. Мы провели там два года, останавливаясь в Берлине зимой и в Эмсе на Рейне летом. В Берлине я ходил в немецкий детский сад, а в Эмсе видел однажды старого кайзера Вильгельма, который приподнял шляпу в ответ на мой поклон: тогда еще в мире существовала вежливость, даже и в этой части света. Отец не выздоровел...».
