Путешествие из Луганска в Крым: "Каждый старается нажиться на нас"
Быть в Крыму из Луганска странно. Ты, будто бы, побратим по ситуации крымчанам, но, в то же время, ты будто бы младший и сводный брат старшему брату-богачу.
В общем, быть в Крыму из Луганска как минимум странно. Разговоры о том, откуда ты, как это бывает на курорте, вспыхивают легко и между прочим, но твой камин-аут - твое признание, откуда ты - требует продолжения беседы. Собеседники вынуждены продолжать разговор, расспрашивая, как вы там. И в то же время это уже не то остро-любопытное "Как вы там", а вынужденное и чуть натянутое "Ну и как вы там сейчас", как будто тема "нас" давно уже всем осточертела, чтобы говорить о ней снова.
Было время, нам остро сочувствовали и горячо хотели помочь, собирая деньги, бинты, носки и гречку. Искренне интересовались нашей жизнью. А сейчас... Слишком много времени прошло с той острой фазы, когда за нашей жизнью следили. Красной строкой в этих вынужденных вопросах читается легкое раздражение от того, что мы сами ввязались в эту нелепую переделку и не можем как-то разрешить наше странное положение. Вроде как мы же сами этого наивно хотели, а если нет, то давно бы уже могли уехать, получить гражданство, статус, что-то еще, как это сделала чья-то соседка Маша.
На Ай-Петри дама в кокетливой шляпке спросила у меня: "Вы откуда?" И после моего лаконичного ответа задумалась: "Луганск... Луганск... А, это же Украина, рядом с Киевом!" Она учитель математики из Волгограда, ей под пятьдесят и, вероятно, просительно, не следить за новостями. Я отвечаю ей: "Это там, где война" и она пристыжено молчит, не зная, что говорить. А чуть позже полным восторга голосом она спрашивает у меня: "А горы у вас в городе есть?" И снова я теряюсь, не зная, с какого абзаца начинать свой рассказ о нашем городе - городе терриконов, шахт и шахтерского труда. Может быть, для нее наши терриконы и есть те горы, которые она с восторгом рассматривает с вершины Ай-Петри?
Весь персонал в нашем пансионате из республик-побратимов "ЛДНР" - горничные, повара, администратор. Хозяин нашел их, вызвал, разрешил взять детей. Платит им мало по меркам Крыма, но много, по меркам "республик". Рабочий день начинается для многих задолго до пяти утра и заканчивается около полуночи. В этом году положение таких вот гастрабайтеров почти райское - они работают день через день. В свой выходной они могут ходить на море, ездить в соседнюю Алушту, а по вечерам потягивают пиво до закрытия маленького бара за территории. Держатся кланом.
Надежда Петровна каждую копейку зарплаты передаст сыну - его дом сгорел в Широкино, и, как она говорит, до этого нет никому дела. Ее заработка не хватит сыну на новое жилье, но хотя бы так она поможет его семье. "Им сказали, выбирайте, какую хотите квартиру в недостроенном доме, а что с того? Жить-то сейчас негде". И я как та кокетливая дама из Волгограда уточняю: "Широкино?" Но Надежда Петровна не так лояльна, как я в этой географической беседе: "Вы не знаете Широкино?!" И ее голос дрожит, потому что весь ее мир сошелся на том сгоревшем доме и трагедии ее сына. Я молчу. Я не знаю, что говорить. Каждый из обслуживающего персонала приехал со своей историей в Крым, с общей на всех целью - заработать, чтобы чуть изменить свою жизнь там. Повар говорит вечером своим: "В нашем подъезде до сих пор торчит снаряд". Все кивают и молчат - все давно уже переговорено за летние месяцы.
Лариса до войны была ведущим специалистом в частном банке. Прошла путь от операциониста: тренинги, обучение, карьерный рост, далеко идущие планы. От лета до лета уже четыре года занимается, чем придется. О той жизни только воспоминания, как о лучшем периоде своей жизни. Но даже в этих камбеках что-то ущербное, как спившийся спортсмен вспоминает былые достижения и овации стадиона в свою честь. Весь персонал хозяин пансионата вывез в Крым на заработки. Его мотивы понятны. За такие деньги к нему не пойдут работать местные - слишком уважают себя. А он слишком экономит. Приехавшие хорошо понимают, что масло на деле оказывается дешевым маргарином, но договор дороже денег, и море, условия, в общем-то, перевешивают то, что им явно не доплачивают за их часы работы.
Приехавшие отдыхать на эту базу тоже сплошь из "республик". Без денег, путевки большинству из них оплачивает их профсоюз. Крым для них оглушительно дорогой. Но этот пансионат находится в Богом забытом месте. И если не выходить никуда, если ходить только на море и назад, а питаться в столовой, то можно не заметить этих ножниц с Крымом, который нам, будто бы, побратим. Но молодежь вырывается из нашей глухомани в Ялту и Алушту, и возвращается чуть обалдевшей от света, шума, людей, жизни. Я спрашиваю у молодого паренька, который, как многие, не выезжал из Луганска все четыре года, что ему понравилось больше всего в Крыму. И он смотрит на меня, а в его глазах толпы гуляющих на набережной, иллюминация ночной Ялты, круглосуточные магазины и кафе, рынки и люди-люди-люди. Он не медлит с ответом: "Жизнь".
Я понимаю его, потому что в прошлом году я была как он. Первые дни волчонком смотришь на все вокруг, понимая, что жизнь закончилась только у нас, а вокруг все идет ровно также, как было у нас до лета 2014 года. И из старого автобуса таращишь глаза на ночной Ростов - свет, люди! А потом приходит понимание, что так - только у нас. На то, чтобы адаптироваться, нужно время. Дни. Это потом ты тоже как-то ассимилируешься с приехавшими и местными, ты не боишься темноты и не ищешь растяжек. Ты почти не съезжаешь на тему войны, хотя говоришь о ней не переставая со всеми - о комендантском часе, инновациях после 2014 года. Ты сам уже не замечаешь, что говоришь-говоришь все время, если тебя не одернуть. И таращишься на жизнь вокруг так, как будто приехал из глубокой провинции, в которой не было ни людей, ни света.
А в Севастополе мужчина говорит мне понимающе:
У нас же могло быть, как у вас и даже хуже. Но обошлось. Хотя лучше не стало. Каждый старается урвать себе что-то, из этих, кто приезжает сюда, - он говорит вовсе не о туристах. - Каждый старается нажиться на нас.
Но он хотя бы понимает меня. Мы молчим об одном и том же. Без сочувствия или расспросов - лучшее из состояний, мой лучший из камин-аутов.
