Равнодушие властей - одна из причин домашнего насилия в России
Канадский профессор Александра Лысова рассказала DW о том, что, по ее мнению, мешает эффективно бороться с домашним насилием в России, и оценила проект российского закона на эту тему.
В городах России с 8 по 10 марта пройдет благотворительная акция "Не виновата" в поддержку женщин, переживших домашнее насилие. Профессор Александра Лысова уже много лет занимается проблемой домашнего насилия. Сперва в РФ, где с начала 2000-х годов она работала по этой теме в Дальневосточном федеральном университете во Владивостоке. После - в Канаде.
Сейчас Лысова - доцент департамента криминологии Университета имени Саймона Фрейзера в Ванкувере. По просьбе DW она прокомментировала проект российского закона против домашнего насилия и поделилась опытом решения этой проблемы в Канаде и США.
DW: Можно ли утверждать, что в России сейчас эпидемия домашнего насилия?
Александра Лысова: Без достоверной статистики сложно сказать. Нужны исследования, анализ официальных данных и опросы населения в России, которых сейчас нет. Но лично я не вижу серьезных оснований для эпидемии - большая публичность отдельных инцидентов не всегда коррелирует с ростом этого типа преступлений.
С другой стороны, нет и повода говорить о снижении уровня домашнего насилия. В России, как я понимаю, реакция полиции все та же - когда убьют, тогда приходите. Равнодушие и отсутствие служб поддержки жертв только усугубляет проблему. Например, исследования в США показывают, что с ростом служб поддержки и убежищ для женщин - жертв насилия снизилось число убийств женщинами их применяющих насилие партнеров. То есть службы поддержки предотвращают эскалацию насилия.
- От чего еще зависит уровень домашнего насилия?
- К индивидуальным факторам, например, личностным расстройствам, психическим заболеваниям, разного рода зависимостям и опыту насилия в семье в детстве, прибавляются еще социальные факторы стресса повседневности, неуверенности в завтрашнем дне, озлобленности, несправедливости, бедности, степени гендерного неравенства. В моей статье с ученым Мюрреем Страусом мы также указали, что уровень легитимного насилия в стране также может способствовать домашнему насилию.
- Глядя на то, что происходит в России, с чего бы вы как ученый начали решение проблемы?
- Со сбора данных. Это самое первое, что должно быть сделано. Более того, никакие законы против домашнего насилия не должны приниматься до того, как мы узнаем, с каким насилием мы имеем дело. Например, статистика может показать, что в России больше гендерного насилия, которое направлено против женщин и совершается мужчинами, которые стремятся к власти.
Или же мы увидим, что в обществе в принципе много насилия в семье, что оба супруга властные, что страдают и дети, и другие родственники. В таком случае программы по работе с насильниками следует разрабатывать как для мужчин, так и для женщин.
- Что будет, если, не собрав такие данные, сразу принять какие-то меры по борьбе с домашним насилием?
- Объясню на примере США, где совершили крупную ошибку. В Миннеаполисе провели большой полугодовой эксперимент под руководством Лоренса Шермана (эксперт по профилактике преступлений. - Ред.) по типам реагирования на домашнее насилие. Оказалось, что в семьях, где полиция после звонка женщины тут же арестовывала мужчину, домашнее насилие действительно сократилось. Эти результаты так подействовали на американскую общественность, что без каких-либо дополнительных экспериментов практику обязательного ареста ввели во многих штатах.
Через несколько лет эксперимент Шермана повторили, но уже в разных социальных средах. И оказалось, что в некоторых семьях после освобождения мужчины из-под ареста насилия стало даже больше. Это проявлялось в чернокожих семьях, у тех, кому нечего терять, у семей из неблагополучных частей города - все это популяции, где насилие и так распространено больше всего.
Потом было очень много работ, которые показали, что под арест стали попадать и жертвы домашнего насилия. Полиция не могла разобраться, кто виноват, и забирала обоих. Наконец, многие женщины вообще перестали звонить в полицию, потому что мужа арестуют, он потеряет работу, и семья лишится дохода. Последствия принятия закона оказались хуже, чем ситуация до этого. Даже сам Шерман признал, что совершил ошибку.
- Трудно представить, что в России ситуация с домашним насилием может быть хуже, чем сейчас.
- Да, я представляю, как звучат мои слова. Мол, как можно рассуждать об исследованиях, когда женщины каждый день страдают от насилия. Я понимаю такую аргументацию, но все же считаю, что в условиях, в которых в России принимаются законы, запускается бюрократическая машина, которую потом очень сложно остановить, от непродуманного закона будет больше вреда, чем пользы.
Ну и потом - те исследования, о которых я говорю, реально провести за несколько месяцев. Например, вопросы о насилии могли бы включить в ближайшую перепись населения. Есть отличный инструмент - шкалы тактики поведения в конфликтных ситуациях. Его разработали, чтобы не только спросить: "Были ли вы жертвой насилия?", но и узнать, как каждый из партнеров вел себя в конфликте по отношению к другому партнеру.
Многие феминистки и, к сожалению, многие некоммерческие организации и даже Всемирная организация здравоохранения не спрашивают у женщин о совершаемом ими насилии против партнера, потому что, по их словам, это подвергает их опасности. Это неправда: шкалы были отлично протестированы, никакой опасности они никого не подвергают.
А без них общество не получает важной информации о том, что многие из женщин, которые были жертвами, были также и насильниками. Современные исследования показывают, что зачастую оба партнеры довольно агрессивны в отношении друг друга. Женщины очень часто инициируют насилие, которое они таковым не считают. Например, могут дать пощечину, плюнуть или поцарапать, бросить какой-то предмет. Хотя бесспорно, что женщины чаще мужчин страдают от наиболее серьезных форм насилия и убийств.
- Что вы думаете о законопроекте против домашнего насилия в России?
- Я прочитала две версии законопроекта: ту, что подготовили феминистки, и ту, которая в итоге попала в Совет федерации. Во второй больше ссылок на существующее законодательство, сокращены сроки действия защитного предписания и вообще отсутствуют многие детали, прописанные в первой версии. Я не юрист, но думаю, что версия в Совете федерации слишком общая. Неясно, как ее реализовать в жизни без прописанных деталей, выделенных больших финансовых средств (домашнее насилие - очень дорогая проблема), подготовленного персонала и так далее.
- В Канаде же, если я верно понимаю, нет отдельного закона против домашнего насилия?
- Да, здесь просто Уголовный кодекс. Но в Канаде все натренированы серьезно заниматься этой проблемой. У полиции есть специальные протоколы реагирования из 19 критериев. Например, полицейские смотрят, есть ли различия в силе между двумя партнерами, задействовано ли оружие, есть ли в доме дети и пьян ли кто-то из супругов.
Другое дело, что изначально политика реагирования на домашнее насилие в Канаде была предложена феминистками и полиция априори верит женщинам больше, чем мужчинам. Но общая ситуация по домашнему насилию в Канаде улучшается. С 1999 года его уровень снизился настолько, что сейчас насилие против мужчин даже выше (2,9%), чем против женщин (1,8%).
- В России с 1990-х годов пытаются принять этот закон, но и власти, и общество сопротивляются. Почему за 30 лет на государственном уровне так и не занялись этой проблемой?
- Да, сопротивление было и раньше. Некоторые, например криминолог Дмитрий Шестаков из Санкт-Петербурга, связывали это с традиционными нормами и ценностями семьи в России. Лично у меня ощущение, что все время как-то не до этого. Проблему не считают важной и серьезной и в целом не очень беспокоятся о благополучии людей. Это часть общего тренда, когда нет трепетного отношения и внимания к человеческой жизни. Это заметно и на индивидуальном, и на общественном уровне. Трудно сказать, когда ситуация может измениться. Возможно, с новыми выборами, с новым президентом.
