Участники протестов о том, как их заставили уехать из Беларуси
Что объединяет "диджея перемен" из Минска, работника завода из Гродно и бизнесмена из Бреста? Они были вынуждены покинуть Беларусь из-за своей протестной деятельности. Их истории - у DW.
В Беларуси не утихают протесты против действующего президента Александра Лукашенко. Но все больше протестующих вынуждены уезжать из страны, опасаясь задержаний и уголовного преследования. Соседние страны - Литва и Польша - обещают белорусам упрощенный въезд и получение убежища. Яркие представители протестного движения рассказали DW о том, почему они решили покинуть родину, собираются ли возвращаться и не жалеют ли о своих поступках.
"Диджей перемен" Соколовский: "Привезли в РУВД и угрожали сроком за клевету"
Один из "диджеев перемен" Влад Соколовский, отсидевший в печально известном ЦИП на Окрестина 10 суток за то, что включил песню Виктора Цоя "Перемен" на официальном городском празднике еще до выборов, уехал из страны 22 августа. Сейчас он находится в Литве.
"Надеюсь, что решение об отъезде временное. В литовском посольстве нам предложили помощь еще 17-18 августа. Но тогда казалось, что все позади, и мы отказались. А 21 августа мне позвонили из МВД, сотрудник представился Андреем и сказал, что есть вопросы по публикациям наших интервью после освобождения. Я сказал, что сегодня неудобно, договорились на следующий день. Через пару часов звонок в домофон: "Мы приехали, давайте все-таки сегодня".
Привезли в РУВД и несколько часов разговаривали. Давление ощущалось на протяжении всего разговора. Одни и те же вопросы повторялись несколько раз по кругу. Спрашивали про Барсукова (Соколовский рассказывал в интервью DW, что в его камеру предположительно заходил замминистра МВД Александр Барсуков, грозил длительным тюремным сроком и нанес ему два не сильных удара по спине. -.). По поводу ударов в спину говорили, что это серьезное обвинение и может быть уголовная статья о клевете. В итоге я подписал бумагу, что не знаю, кто это был. При этом в карцере под потолком висели две камеры видеонаблюдения, и я спросил у Андрея, есть ли видео. Он сказал, что есть. Я спросил, так кто же это был? Ведь вопрос, ошибся я или нет, легко решается. Он ответил: "Не могу сейчас сказать, кто это был". Другой сотрудник спросил: "Неужели для вас это так важно?"
Далее в кабинет вошел Барсуков и еще несколько человек с ним. Один из них снимал все на телефон. В основном говорил Барсуков, все было на эмоциях, я практически слова не мог вставить. Он спрашивал: "Вам заплатили? Это заказ?". Все сводилось к тому, что либо я приношу извинения, либо он выдвигает уголовные обвинения в клевете. Я сказал, что извиняюсь за все. Я подписал бумагу и сейчас буду придерживаться этой версии, потому что у меня в Беларуси остались родственники и не знаю, как это может на них сказаться.
Дальше меня начали спрашивать про деньги, которые нам с Кириллом собирали, пока мы находились в ЦИП (волонтеры собрали 42 тысячи долларов в качестве поддержки Галанову и Соколовскому. - Ред.). Спрашивали, кто конкретно собирал - имена, номера телефонов. А когда я в сопровождении двух сотрудников выходил из кабинета, навстречу мне - мужчина, я его узнал. Когда на Окрестина меня перевели в последнюю камеру, там был подозрительный человек. Он выбивался своим поведением, внешним видом, взглядом, стрижкой... Он два раза пытался со мной побеседовать. Когда я увидел его в РУВД, наши взгляды встретились, и он опустил глаза в пол.
После этого - разговора с Барсуковым, возможного уголовного дела за клевету, непонятных вопросов про деньги, и еще когда, оказывается, был подсадной сотрудник в камере, я понял, что, видимо, все не закончилось, и решил уехать.
Позвонил в посольство Литвы, нам за пару часов сделали визу. Границу переехали на автобусе, никаких вопросов не было. Я был готов, чтобы нас сюда просто пустили и дальше мы бы сами разбирались. Но на время карантина неправительственные организации нам предоставили жилье, купили продукты на несколько дней. Я даже на такое не рассчитывал. Огромное им спасибо! Многие люди писали - если нужная работа, обращайтесь, поможем. Сейчас буду разбирать предложения и искать возможность, даже находясь на карантине, работать удаленно.
Родственники понимают, почему мы уехали, друзья тоже. И даже незнакомые люди пишут, что мы правильно сделали. Весь последний месяц - квинтэссенция переживаний. Наверное, если брать пик эмоций, то это момент когда меня на Окрестина перевели из карцера в обычную камеру, ночью с 11 на 12 августа. Пять суток я не знал вообще ничего, и тогда узнал по слухам, что происходит в городе, в стране. А потом услышал, как кто-то из сотрудников говорил людям, стоявшим в коридоре: "Из вас будут делать инвалидов первой группы, вы не будете ходить". И всю ночь крики, без перерыва на вдох. Все боялись, лишь бы только кто-нибудь не зашел к нам. Наверное, это самое страшное за все время.
Но даже зная, что произойдет потом, я бы не изменил тот момент, когда мы включили песню Цоя. На самом деле, выбора как такового не было. Это была ситуация, как у каждого человека бывает каждый день - либо делаешь, что говорят, либо поступаешь, как считаешь правильным. Так было правильно.
Мы вернемся в Беларусь в тот момент, когда нам будет безопасно это сделать. Просто хочется, чтобы по возвращении можно было без страха работать, чем-то заниматься".
Глава стачкома Рововой: "Я понял, что ребята в штатском меня посадят в машину и увезут"
Работник завода "Гродно Азот" Юрий Рововой стал на фоне волны забастовок главой местного стачечного комитета и добивался вместе с соратниками приостановки производства в знак протеста. Но 24 августа он был вынужден уехать в Польшу.
"Решение об отъезде пришлось принять спонтанно. После ночной смены прилег отдохнуть, поспал с 9 до 12 и проснулся от стука в дверь. Заведующая или комендант - не помню точно ее должность - говорит: "Вы тут песка нанесли - на площадке и на лестнице". Я вижу, она нервничает. И тут мне прислали сообщение: "Походу тебя хотят взять". Я понял, что сейчас спущусь по лесенке, сметая по ее просьбе песочек, а на запасном выходе ребята в штатском меня посадят в машинку и увезут. В этот момент я решил, что все, надо мне рвать когти.
Мне подсказали, что дела на меня еще никакое не заведено, ограничений на выезд нет. Товарищ перевез меня на границу, и я пошел через пункт пропуска. Польским пограничникам объяснил ситуацию, говорю: "Нет, ребята, назад мне уже не вернуться".
Я подал заявку на убежище, и меня отпустили по адресу на карантин. Знакомые помогли снять жилье, где я могу отбыть положенные 14 дней. Есть представление, что дальше делать: хотел бы зарабатывать своей головой, своими руками. Но нет мыслей пускать здесь корни, все мои мысли с Беларусью. Как только что-то поменяется, я буду в первом автобусе обратно в Гродно.
О том, что стал главой стачкома, не жалею ни капли. Я поступал по совести. Понимал, что вокруг многие люди инертны, но они хотят того же. Если бы я не чувствовал поддержки, что люди на самом деле хотят изменений, тогда бы не ввязывался. Стачечный комитет показал, какие офигенные люди есть на заводе. Несмотря на то, что уже большой упадок и много кто уехал.
Думаю, не только я один от этого кайфовал, и они все понимали: "Блин, я не один, это не какая-то девиация, а это норма - желать перемен и их добиваться". И это не какие-то оболтусы, оборванцы или необразованные люди. Это люди, которые хотят и могут сделать своей стране лучше, несмотря на то, что они предлагают остановку производства. Все понимают, что это вынужденная мера. Что будет больно, но это ненадолго. Больнее будет, если все перетерпеть сейчас.
Уверен, что без меня ничего не рассыпется. Эти люди теперь друг друга знают и не забудут. И я постараюсь тоже как-то помогать. У меня мыслей об этом не меньше, чем о том, как здесь обустраиваться. Думаю, что смогу быть полезнее отсюда, из Варшавы, чем прячась где-то в деревне или у друзей на квартирах."
Бизнесмен Воронин: "Вступил в Координационный совет - позвонили из прокуратуры и пришли с обыском"
Бизнесмен Андрей Воронин прославился дизайнерской мебелью из дерева, которую изготавливают в его мастерской. В августе он вступил в Координационный совет Бреста - региональный негосударственный представительный орган для обеспечения трансфера власти, и вскоре был вынужден уехать из страны. О своем отъезде он написал на своей странице в Facebook 26 августа, и местонахождение пока предпочитает не раскрывать.
"Как только я вступил в Координационный совет, меня, как и других его участников, начали вызывать в прокуратуру. Пришли ко мне в мастерскую, где стоят станки и оборудование, в первый день все посмотрели, сфотографировали, а на следующий день опечатали, отвезли на допрос моих рабочих, пришли с обыском домой к моим родителям - по месту моей прописки.
Говорили, что мне вменяют уголовное дело сроком до 5 лет - за сокрытие доходов в особо крупных размерах. Я понял, что я на карандаше и нужно покинуть Беларусь, чтобы я не стал политзаключенным. Я в течение двух часов собрал самые необходимые вещи, взял свою вторую половину, прыгнул в машину, и мы уехали из страны. Никаких препятствий на границе не было.
Вся лукашенковская система подавления хорошо отлажена. Это не просто репрессии, как были на Окрестина 10-11 числа, когда людей физически истязали. Это еще и давление на друзей, родственников, на бизнес, давление на твой комфорт - какие-то проверки, дознания, вызовы. Это куча механизмов, чтобы человека просто подавить.
У меня всегда была гражданская позиция, и я никогда не молчал. В этот раз меня поразила несправедливость, колоссальный уровень лицемерия, с которым наша - скажу даже, уже бывшая - власть, провела эту кампанию. Я не мог оставаться в стороне. Если бы у меня была возможность отмотать время назад, то я действовал бы так же. Ни о чем не жалею - жить в комфорте, предпочитая его правде и честности, невозможно. Невозможно пойти на сделку с совестью, чтобы потом всю жизнь от этого страдать.
Как только Лукашенко со своей командой уйдет - а это случится, я ни минуты в этом не сомневаюсь - я сразу вернусь, потому что я люблю Беларусь, Брест, белорусов, своих друзей и родных. Должно быть главенство права, закона, прав человека. Сейчас этого нет. Сейчас в Беларуси главенство плетки и ружья с резиновыми пулями.
Не думаю, что протест может выдохнуться. То, какой стала страна, какими стали люди - они назад не вернутся. Невозможно сегодня помогать ближнему, а потом снова стать аполитичным и жить по принципу "моя хата с краю". Думаю, все, кто уехал, будут стараться помочь тем, кто остался внутри страны, и координироваться между собой."
