Ликвидатор аварии на ЧАЭС рассказал о самом опасном хранилище ядерных отходов в Украине
Ко Дню ликвидатора ZN.UA подготовило интервью с непосредственным участником ликвидации последствий аварии Владимиром Усатенко.
В Украине 14 декабря чествуют участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Эти люди отчетливо помнят события, произошедшие ночью 28 апреля 1986 года. Тогда 176 сотрудников реакторного блока №4 проводили испытания системы энергопитания реактора. В 01:23 были отключены системы аварийной остановки и эксперимент начался. В активной зоне реактора произошло несколько детонаций. Взрыв поднял крышу реактора весом в 1200 тонн. Сильная струя радиоактивного пара разнесла уран и графит на сотни квадратных метров вокруг станции. Из дыры поднялся километровый столб пламени, насыщенный плавящимися радиоактивными частицами. Произошла самая крупная в истории атомная авария, которая известна как "Чернобыльская катастрофа".
Первыми в ликвидации последствий аварии приняли участие сотрудники станции. Непосредственно во время взрыва погиб только один человек, еще один скончался утром от полученных травм. Однако впоследствии у 134 сотрудников ЧАЭС и членов спасательных команд, находившихся на станции во время взрыва, развилась лучевая болезнь, в течение нескольких месяцев 28 из них умерли. Общее количество ликвидаторов, включая последующие годы, составило около 600 тысяч.
Ко Дню ликвидатора ZN.UA подготовило интервью с непосредственным участником ликвидации последствий аварии - с экспертом по энергетике, автором законов по ядерной и радиационной безопасности, народным депутатом первого созыва Владимиром Усатенко.
- Владимир Иванович, скажите, кого привлекали к ликвидации последствий ЧАЭС? По какой схеме проводились самые первые работа после аварии?
- К сожалению, сама организация изначально была низкого уровня. Призывали туда нас, солдат, как резервистов, и никому не была интересна моя специальность - энергетика. Я был старшиной роты, которая участвовала в работах на четвертом энергоблоке. Было привлечено не менее двух батальйонов, которые привлекли к ликвидации - нужно было носить в полиэтиленовых мешках воду и цементный раствор. Так, мы провели там 42 дня.
- Ввиду опасности таких работ, какие меры предпринимались, чтобы обезопасить ликвидаторов?
- Наша часть находилась в 13 км от блока напрямую. Мы приезжали на станцию, на второй Административно-бытовой комплекс. Заходили через "чистый" вход и там на седьмом этаже переодевались в другую одежду, которую нам выдавали. Такая одежда была предназначена на один вид работ, и ее очень часто нужно было менять.
Я командовал небольшой группкой. Группа должна была прибыть на 24 отметку, в соответствии с нарядом и там нам давали какую-то работу. У нас были дозиметры индивидуальные. Заряжали их до определенной степени, но при том излучении, они быстро разряжались. Сразу после завершения работы мы проверяли дозиметры - хотели хотя бы примерно узнать какую дозу мы получили. После возвращались на второй АБК, мылись и после проверки на сканерах, переодевались в свою одежду.
- Во время пребывания на работах по ликвидации какую дозу облучения показывали дозиметры?
- За день мы проходили один рентген. Иногда 500 миллирентген, 800 миллирентген. Обыкновенная доза за сутки получалась. Предел дозы должен был не превышать 25 рентген. Но могло быть и больше. Нам об этом не говорили.
Например, я на крыше несколько раз был, там были серьезнейшие дозы - чувствовалось по организму. По ощущениям, например, бета-излучение - это как-будто что-то щелкает в глазах. А гамма-излучение - могли быть рвотные позывы, сильная слабость, а также оно вызываетпроблемы с обменом веществ, Мы не знали, но могли только чувствовать, что перебрали дозу очень сильно.
- Как власти тогда пытались скрыть произошедшее, вы подписывали какие-то документы о неразглашении?
- Нас сразу заставили подписать документ, где первым пунктом был запрет на разглашение истинных причин аварии на ЧАЭС. Места, где мы выполняли работу, были законспирированы. Четвертый блок назывался "13 район" или "14 район". Посколько нам многого не говорили, возникали конфликты. Так я, например, не поладил с непосредственным руководителем оперативной группы "особой зоны". Когда я, посмотрев на дозиметр, я приказал всем спуститься вниз. Наверху люди получали очень большие дозы радиации за очень короткое время. Прибежал генерал-лейтенант, который был руководителем оперативной группы "особой зоны" и заявил, что я не имею права здесь распоряжаться. Я же ответил ему, что он должен отвечать за то, что поставил людей под такие дозы облучения.
Нам только такие же, как мы, ликвидаторы передавали информацию об опасных зонах и о том, какие могут быть проблемы. В такой "солдатской раде" было намного больше информации, чем у тех руководителей.
- Еще в 2015 году Вы заявляли о том, что проект "Укрытие" не нужен. Изменилось ли ваше мнение сейчас?
- Конечно, не нужен! Я знаю очень многое об этом объекте.
Когда мы только строили объект, пришло письмо от главного инженера ЧАЭС в то время Николая Штейнберга, который предупреждал, что статус объекта определен как "хранилище отработанного ядерного топлива", В 1987 году там начали подготовку к бурению. И когда начали бурить, первое, что определили - внутри самого реакторного пространства топлива нет. Посчитали, что все вытекло под аппаратное помещение. Радиохимия давала показатели того, что выброшено на крыше было не больше 20 ТВС (топливно-воздушная смесь - ред.) из 1659 ТВС. Не больше 20 можно было собрать из обрывков, огарков, какие попали на крышу, какая-то часть была внутри укрытия. Масса в одном - 1114 килограмм.
Научный институт имени Курчатова занимался поиском топлива. Руководитель этой экспедиции Боровой в 1989 году предложил быстрее закрыть этот объект. Для этого нужно было построить прочное сооружение
Вокруг радиации сумасшедший расход денег. Большинство специалистов МАГАТЭ уже знали, все ситуацию вокруг объекта и напрямую влияли на наше руководство, решив во избежание паники в мире скрывать факт выброса больше 80% радиации со станции в окружающую среду. Эти выбросы там будут находиться 50 или 80 лет. Для руководствабыло важнее всего, чтобы люди об этом не узнали. Они опасались, что испортится отношение к атомной энергетике, за счет которой существовали большинство научных подразделений и МАГАТЭ. Я думаю, что это (сокрытие информации - ред.) было по соглашению сторон... Только в 1992 году при проверке не радиохимическим способом, а прямым методом (когда облучается потоком нейтронов) определялось действительное содержание топлива. Оказалось, что топлива там практически нет и эти 20%, которые рассеяны по территории станции, нужно будет искать...
- Как развивалась ситуация вокруг объекта после обретения Украиной независимости?
- В то время я как раз занимался научными, социальными и правовыми вопросами чернобыльской катастрофы. В 1992 году приехал Бликс (Ханс Бликс, генеральный директор МАГАТЭ с 1981 по 1997 года - ред.), который предложил, чтобы Украина немедленно передала свои ядерные станции и объекты под контроль МАГАТЭ, то есть ядерные материалы. Я занимался обеспечением физической защиты ядерных установок и материалов. Если бы вот тогда, еще в 1986 году, мы поставили свои станции под контроль МАГАТЭ, то до сих пор не знали бы, что у нас произошла чернобыльская катастрофа. Дальше за Бликсом появился руководитель французской медицины, который с претензией ко мне обращался, что нужно молчать обо всем, а не разглашать информацию. Я с ним не захотел на эту тему вообще разговаривать. Потом оказалось, что он нашел своих "слушателей" в Кабинете министров, и через какое-то время появилась компания Shelter universal, компания БУИК, МНТЦ "Укрытие". Было решено, что эти компании проведут работы не по захоронению, как мы думали, а по "экологически безопасному хранению топлива", которое находится там.
После появился альянс компаний, в котором состояло множество разных организаций. Они выдали документ, в котором говорилось, что в пределах зоны отчуждения и даже вблизи нет ни одного места, где можно было бы хранить и хоронить радиоактивные отходы, тем более отработанное ядерное топливо. В дальнейшем оказалось, что ни одного успешного проекта в зоне отчуждения не было сделано.
Когда в 1992 году пытались укрепить кровлю, то оказалось, что клеили конструкции каким-то клеем, которые не удастся разрезать при помощи техники, а только вручную. Только терморезаками, только ручными. И самые высокие технологии, аппараты, которые поднимают пыли столько, что там вообще не удастся никого спасти. Это не защитное сооружение, потому что там все из нержавейки, которой укреплены стены. Срок годности около ста лет, но там через каждые 15 лет нужно менять уже за счет Украины. Совершенно не продуманные работы, зато "красивые". Его можно показать. А дальше это совершенно бесполезная вещь.
- Вы занимали должность главы подкомиссии по социальным и правовым вопросам комиссии Верховной Рады по чернобыльской катастрофе. Что удалось сделать по законодательной части относительно ЧАЭС?
- Нужно было отработать концепцию государственного регулирования ядерной и радиационной безопасности ядерной отрасли Украины. Я доложил в Верховной Раде в конце 1993 года об этой концепции, и она была принята абсолютным конституционным большинством, став основой для создания всего законодательства, которое регулирует ядерную безопасность, элементы управления в ядерной отрасли, осуществление надзора Еще я разрабатывал законы о ядерной энергетике и ядерной безопасности, закон об обращении с отходами. Полностью те законы, которые действуют на основе международных норм... И, если все сейчас заключить в закон об атомной энергетике, который у нас есть, то по технико-энергетическим показателям ни одна станция у нас не может работать, потому что они изначально являются убыточными.
- А возможен ли сейчас постепенный отказ от АЭС в Украине по примеру Германии, где собираются до 2022 года закроют все реакторы?
- Конечно, возможно. Только у нас никогда в жизни это не пойдут. Там остается большая государственная монополия, и это главный элемент коррупции в стране. Все говорят, что отказ Германии нам не пример, потому что там все намного дороже, и что там многие так могут остаться без работы. Оказалось, что намного больше людей задействованы как раз в альтернативной энергетике: ветрянной, солнечной и так далее. Они там заняты на высокооплачиваемых работах. И самое главное, в сумме получается намного дешевле, чем атомная энергетика. И не остается отходов. А у нас находятся порядка около 112 миллионов кубических метров радиоактивных отходов. Я имею в виду, не только Чернобыльскую АЭС, а и все остальные.
- А в каком состоянии в стране сейчас находятся хранилища ядерных отходов?
- Хранилища находятся в различных учреждениях, частично в воинских частях. Они вообще в неопределенном состоянии. Все должно быть под постоянным контролем и утрата контроля считается очень большой аварией
К сожалению, у нас очень мало специалистов в этой сфере. И появилась какая-то абсолютно бредовая идея - не отправлять никуда отработанное топливо, поскольку это дорого, и накапливать его в Украине. Из одной тонны отработанного топлива образуется примерно 130 кг отходов. Скажем, на Запорожской АЭС уже порядка 250 хранилищ отработанного ядерного топлива построили, по 10 тонн отработанного топлива в каждой башне.
- В Донецке находится хранилище ядерных отходов. Его район периодически находится под обстрелами. Возможна ли из не него утечка радиации?
- В том случае, если попадет снаряд. Этот могильник является проблемным. Там находится около 65 захороненных источников излучения. Жидких отходов порядка 140 кубических метров, примерно 12 Кюри активности.
Но самое опасное место - это в Запорожье. Там, кроме шести блоков, еще почти 250 башен, в которых хранится отработанное ядерное топливо. Это "идеальны"й объект для того, чтобы устроить там какую-нибудь диверсию. Или же в случае ведения боевых действий и туда что-то прилетит, территория от Северного Кавказа до Балкан будет нежилой зоной. И тогда уже в будущем будут туда свозить радиоактивные отходы со всего мира. Может быть такую перспективу кто-то рисует? Но мне о таком страшно подумать.
Беседу проводил: Александр Хребет
