Глеб Морев: Диссидентское движение губительно для тоталитарного режима
20 интервью с правозащитниками советских времен вошли в книгу "Диссиденты". Ее герои - очень разные люди. Их связывает одно: все они столкнулись с властью. При поддержке немецкого Фонда имени Генриха Белля известный российский журналист и литературовед Глеб Морев осуществил очень интересный проект в области устной истории: он провел 20 подробных интервью с участниками правозащитного движения в СССР. Они вошли в книгу "Диссиденты", которая вышла сейчас в московском издательстве АСТ. Глеб Морев встречался с самыми разными людьми. Герои его книги - люди разного возраста, разных профессий, убежденные борцы и всегда равнодушно относившиеся к политике интеллектуалы, бывший депутат Государственной думы, поэт, священник... Но всем им когда-то пришлось столкнуться с советской властью. Точнее, власть столкнулась с ними. Какую роль играли диссиденты в политической жизни СССР? Об этом Ефим Шуман спросил автора.
Глеб Морев: Вопрос об отношении диссидентства и политики - это вопрос дискуссионный. Это один из тех вопросов, которые я задавал почти всем своим собеседникам, и почти все отвечали однозначно: диссидентское движение, правозащитное движение (можно называть по-разному, был даже такой термин в ходу - Движение) к политике почти никакого отношения не имело. Политических целей, за редким исключением, диссиденты перед собой не ставили. Этими людьми двигали не политические идеалы, а этические. Импульсы к каким-либо действиям, в результате которых люди оказывались в кругу диссидентов, были нравственного характера, прежде всего, как реакция на ту несправедливость, которую люди видели вокруг себя в советской жизни. Государство, в свою очередь, отвечало, как правило, жестко, что только подталкивало большинство к более активным действиям, формировало более активную позицию.
DW: То есть государство своими репрессивными действиями, так сказать, сплачивало диссидентские ряды, делало правозащитников более непримиримыми?
- Именно так. Но опять-таки не политикой они занимались. Это была защита прав, коллективная помощь людям, которые пострадали от несправедливости, стремление раскрыть историческую правду, то есть борьба с несправедливостями, допущенными советской властью на протяжении десятилетий.
Из видных деятелей диссидентского движения, у которых была предрасположенность к политической деятельности, многие из моих собеседников в один голос называют Владимира Буковского. Другая политическая фигура - это, конечно, академик Сахаров. Потом пришли его друзья и последователи, такие как Сергей Ковалев, посвятившие уже в перестроечное время свою жизнь политике.
- Ну а, что называется, по факту: какую роль сыграли диссиденты объективно в ослаблении советской власти? Расхожее мнение - что нулевую...
- В ослаблении советской власти, в крахе Советского Союза диссиденты действительно сыграли нулевую роль. Потому что причины, которые привели к распаду Советского Союза в августе или формально - в декабре 1991 года, лежали совершенно в другой плоскости. Это экономическая дезинтеграция, неумение и нежелание правящей верхушки договориться...
Другое дело, что для морального климата 1970-1980-х годов само наличие правозащитного движения было чрезвычайно важным. Оно создавало нравственную альтернативу. Здесь можно говорить хотя бы о таких крупнейших фигурах, как Солженицын и Сахаров, влияние которых было достаточно широким. О них знали сотни тысяч людей, десятки тысяч читали их неподцензурные тексты и сотни действительно меняли свою жизнь под влиянием прочитанного. Реально есть много случаев, когда люди, прочитав "Архипелаг ГУЛаг" становились другими, меняли свое отношение к власти, к существующей реальности, к политическим идеалам.
- Существует и такая точка зрения: главной целью правозащитников, правозащитного движения, или - шире - демократического движения, пусть и неосознанной целью, было на самом деле не свержение или ослабление советской власти, а личное нравственное освобождение. И этой цели диссиденты, очень многие из них, достигли.
- Совершенно верно. Многие, оказываясь в рядах диссидентов, чувствовали себя духовно свободнее от советских идеологических реалий, жили, используя определение Солженицына, не по лжи. В таком смысле это было нравственно освобождающее движение.
- Очень многие из ваших собеседников, что понятно, говорят о роли КГБ. Общее мнение: КГБ не был всевидящим оком, рассказы о всесилии чекистов, как и об их непреклонности, - это миф, и большинство составляли "банальные люди", как выразился кто-то из бывших диссидентов, или циники, как сказал другой.
- Действительно, в 1970-1980-е годы большинство сотрудников КГБ составляли люди циничные, состоявшие, что называется, на службе и особого идеологического пыла в борьбу с диссидентами не вкладывавшие. Были случаи - пусть и единичные, - когда чекисты, боровшиеся с диссидентами и попутно знакомившиеся с их деятельностью, с их текстами, сами проникались их идеями. Самый известный из них - капитан Виктор Орехов, который стал помогать диссидентам, предупреждать их о готовящихся против них акциях, предстоящих обысках и арестах.
Вместе с тем, надо сказать, что КГБ в конце концов достиг своих целей: к середине 80-х годов правозащитное движение в СССР было разгромлено. Кого-то посадили, кого-то заставили эмигрировать, были и внесудебные расправы, как, например, убийство при загадочных обстоятельствах переводчика Константина Богатырева... КГБ видел в диссидентском движении реальную опасность. Потому что впервые с 1927 года, когда прошла последняя демонстрация троцкистской оппозиции в Москве, люди открыто, не боясь власти, стали выражать свое несогласие с государством. Для тоталитарного режима - вещь страшная, губительная. Структура этого строя, этого общества не предусматривает проявлений инакомыслия такого рода.
- В интервью с диссидентами идет речь и о стукачах, некоторые ваши собеседники даже называют конкретные имена. Не опасаетесь ли вы таких публичных разоблачений?
- Знаете, таких случаев на самом деле очень мало. Люди как раз чаще всего избегают говорить о сотрудничестве тех или иных своих знакомых с "органами". Это больная тема. Есть разные подходы, разные точки зрения: обнародовать их имена, не обнародовать... Тема деликатная, и вносить здесь окончательное суждение мне как автору представлялось невозможным. Вопрос дискуссионный. Но в рамках такого проекта по устной истории, как "Диссиденты", который я предпринял, нельзя цензурировать ничьи высказывания. Если кто-то считает своим долгом высказать такого рода обвинения в адрес конкретных людей, он имеет на это право.
