Комментарий: Двойной иммунитет для Петра Толстого
Если бы о "черте оседлости" сказал Алексей Навальный, то в России уже бы развернулась кампания по борьбе с антисемитизмом. Петру Толстому бояться нечего, пишет Олег Кашин в специальном комментарии для DW. Скандал с антисемитским высказыванием Петра Толстого интересен не столько как очередной повод продолжить дискуссию на тему "200 лет вместе" (так называлась книга Александра Солженицына о русских евреях, также вызвавшая много споров, вплоть до обвинений автора в разжигании межнациональной розни), сколько как наглядное свидетельство, скажем так, относительности тех норм и порядков, которые сложились в российском обществе в последние годы.
Именно в последние годы - это тоже важное уточнение, потому что только в конце нулевых россияне, часто направляемые властью, начали учиться обижаться на недопустимые высказывания. Если сравнить нынешнюю Россию с Россией девяностых, то двадцать лет назад почти никаких правил в этом смысле не существовало, и то, что сейчас считается оскорблением чувств верующих или, например, ветеранов, совсем недавно было в России в порядке вещей.
Политкорректность по-российски
Это можно назвать политкорректностью, но от западного оригинала она отличается тем, что прививается и культивируется сверху, часто встречая сопротивление, по крайней мере, части общества. Важными вехами на этом пути были подзабытые сейчас, но нашумевшие в свое время истории с выставкой "Осторожно, религия", закончившейся судебным процессом, или с шашлычной "Антисоветская", когда заведение общепита сначала было вынуждено избавиться от оскорбившей ветеранские организации вывески, а потом вообще тихо закрылось.
Вехи новейшего периода - дело Pussy Riot и скандал с опросом телеканала "Дождь" о ленинградской блокаде. В промежутках между большими скандалами почти непрерывно происходят маленькие. Сначала это была серия уголовных дел по разжиганию ненависти к "социальным группам" - причем, под эту категорию подпадали и вполне экзотические объекты типа сотрудников полиции или фанатов "Спартака", затем - продолжающаяся до сих пор серия сюжетов в формате "школьницы станцевали тверк у вечного огня" или "блогер ловил покемонов в церкви".
Отдельно стоит выделить обиды северокавказских руководителей и активистов на антиисламские или просто непочтительные высказывания пользователей в соцсетях - традиция извинений перед Рамзаном Кадыровым распространилась уже и на соседние регионы. А совсем недавно популярный видеоблогер, пошутивший о Коране, после угроз дагестанских зрителей был вынужден закрыть свои аккаунты в соцсетях и бежать из страны.
Все сюжеты такого рода, каждый по-своему, прививают российскому обществу новую привычку осторожного высказывания. Теперь, выступая на публике, в СМИ или в соцсетях, каждому приходится лишний раз думать, не скажет ли он что-нибудь такое, что приведет к уголовному делу, нападению на улице или к извинениям перед Кадыровым. Люди объективно стали осторожнее в высказываниях, и это такой философский вопрос - где кончается положенная в нормальном обществе вежливость и начинается примитивный и даже неприличный страх.
Неформальный иммунитет
Случай Петра Толстого мог бы стать частью этого сюжета, если бы речь шла не о Петре Толстом, а о каком-нибудь провинциальном блогере, молодом журналисте или тем более оппозиционном активисте. Антисемитское высказывание могло бы стать отличным поводом для уголовного дела или для кампании травли, тем более что публичный антисемитизм в современной России - действительно маргинальная и редкая тема, и для полицейских борцов с экстремизмом это было бы такое приятное разнообразие: каждый день приходится ловить оскорбителей православия, а тут вдруг антисемит.
О, если бы о "черте оседлости" сказал Алексей Навальный - уже была бы кампания с открытыми письмами творческой интеллигенции, разоблачительными фильмами по телевидению и обеспокоенными комментариями официальных лиц. Но Петр Толстой, помимо положенной ему законом депутатской неприкосновенности, имеет еще один, неформальный иммунитет. Ему ничего не будет, прокуратура не станет проводить проверку по экстремистским статьям, по телевидению даже не скажут об этом скандале, а если какие-то еврейские организации обеспокоены, то начальник Толстого Вячеслав Володин уже пообещал с ними встретиться и все обсудить.
Российское государство и подконтрольная ему часть общественности умеют обижаться только на тех, чьи "обидные слова" - дополнительная нагрузка к более важным, пусть и не прописанным в уголовном кодексе вещам. Эти вещи - оппозиционность, или просто независимость, или критика власти, или контакты с теми людьми и структурами, с которыми контактировать нельзя (от Госдепа США до того же Навального).
Вот тогда человека могут и затравить за экстремизм, и даже осудить. А если человек ни в чем таком не замечен, если у государства к нему нет скрытых претензий и если тем более он для власти свой, как Петр Толстой, то он может говорить и делать что угодно, не будет ни открытых писем, ни телевизионных сюжетов, ни судов.
Новая российская политкорректность не имеет никакого отношения к нормам общественной морали - это просто удобный способ для политического давления, и когда поводов для давления нет, нет и публичных обид, требований извинений и уголовных дел.
