Комментарий: Репрессии в РФ не укрепляют, а разрушают государство
Дело о митинге 26 марта выглядит менее масштабно, но более зловеще, чем "Болотное". Судят тихо и быстро. Олег Кашин рассуждает о том, как право стало орудием в руках власти РФ.40-летний люберецкий слесарь Александр Шпаков уезжает на полтора года в колонию. Шпаков - уже второй осужденный по делу о митинге 26 марта "Он нам не Димон". Первым был актер Юрий Кулий, приговоренный к 8 месяцам колонии-поселения. Кроме них, в апреле задержали Андрея Косых и Станислава Зимовца, а прямо в день приговора Шпакову Басманный суд Москвыарестовал пятого фигуранта того же дела Дмитрия Крепкина - также по обвинению в нападении на полицейского.
Искусство дозирования тюремных сроков
Второй раз за пять лет российское государство устраивает показательный процесс в отношении рядовых и даже случайных участников большого антиправительственного митинга. Но, по сравнению с "Болотным делом", в котором силовые органы рисовали монументальное полотно массовых беспорядков, поставивших Москву на грань кровавого противостояния, в этом деле, у которого нет даже собственного имени по аналогии с "Болотным", все скромно, тихо, быстро и оттого более зловеще, чем 5 лет назад.
Тогда следствие шло долго, количество арестованных исчислялось десятками, и "Болотное дело" само стало важным политическим фактором и важнейшей частью оппозиционной повестки вообще. Сейчас еженедельные приговоры не выбиваются за пределы общего информационного фона, и если в один день выносят приговор слесарю Шпакову, а олигарх Усманов выступает с очередным видеообращением, понятно, какая из двух тем окажется более волнующей для той аудитории, что ходила митинговать против "Димона".
Точечные политические репрессии давно не производят эффекта разорвавшейся бомбы, не выводят людей на улицы и не создают политических кризисов. Поймали, арестовали, приговорили - и до следующего раза. В каком-то смысле это можно назвать настоящим "искусством" - репрессировать оппозиционеров именно в таких дозах, чтобы это не вызывало массового возмущения. И при этом давало нужный деморализующий эффект, когда каждый, кто готов выйти на митинг, понимает, что при некотором стечении обстоятельств он вернется с этого митинга года через полтора-два, а то и позже.
Относительность права
И даже не скажешь, что утилитарные политические цели уголовных дел и приговоров как-то сказываются на общем состоянии права в России - наоборот, оно позволяет власти пользоваться судебными инструментами именно в той мере, в какой ей это нужно. Избирательность правоприменения стала важнейшим свойством российского государства еще в начале нулевых.
В деле о митинге 26 марта это свойство доведено до автоматизма - не имеет значения реальная вина или невиновность Кулия или Шпакова, ведь вина в России давно стала переменной величиной, зависящей от множества факторов, прежде всего политических. И довольно мерзкая ирония судьбы заключается в том, что именно в день приговора Шпакову, лидер группировки SERB Гоша Тарасевичобъявил, что у полиции к "сербам" никаких претензий нет. Хотя именно эта организация причастна едва ли не ко всем актам хулиганства, связанным с уличной политикой последнего времени.
Причем сам Тарасевич на глазах множества свидетелей однажды бил полицейского на митинге, то есть делал ровно то, в чем с гораздо меньшей доказательной базой обвиняют участников митинга 26 марта. А другой активист той же организации Александр Петрунько, попавший в объектив камер видеонаблюдения как участник атаки с зеленкой на Алексея Навального, по странному совпадению был ключевым свидетелем обвинения по делу Юрия Кулия.
И если все эти эпизоды собрать в одну картину, то вообще никак не получится представить дело так, что полиция и суды, следуя закону, противостоят каким-то хулиганам. Наоборот, хулиганы и власть на одной стороне, а на другой - российские граждане, принимающие участие в оппозиционных митингах.
Чем совершеннее становится механизм политических репрессий в России, тем меньшим делается значение формальных процедур, из которых вообще-то и должно состоять государство как таковое.
Политическая целесообразность вместо права, лояльные хулиганы в роли добровольных помощников и партнеров полиции - это признаки не стабильного, пусть и авторитарного государства, а какой-то криминальной анархистской республики, в которой в каждый конкретный момент оказывается прав тот, у кого в руках дубинка или пистолет. И относиться к жертвам этой анархии даже как к политзаключенным просто не получается - люди, которых в случайном порядке отправляют в тюрьмы, больше похожи на жертв обычного криминала, просто он вооружен не кистенем, как все привыкли, а тем, что осталось от российского права. Репрессии против оппозиции, очевидно, призваны укреплять государственную систему, но в российской реальности они ее только ослабляют, превращая из устойчивого механизма в силовое приложение к политическому ресурсу.
