Эрик Кантона: Кому нужен футбол без свободы?
Легенда мирового футбола, француз Эрик Кантона рассуждает об игре как части жизни и о своей жизни в игре - в небольшом эссе, написанном для ресурса The Players Tribune...
Футбол дает смысл вашей жизни. Я действительно верю в это.
Я собираюсь поговорить о вещах, которые почти никогда не обсуждал. Мне нужно рассказать вам историю, которая сформировала почти все, чем я стал. Это случилось задолго до того, как я родился.
Нам придется вернуться в 1939 год, во времена гражданской войны в Испании. Мой дед по матери был из Барселоны, и он сражался против диктатуры Франко до самого горького финала этой борьбы. В самом конце войны он был объявлен в розыск - у него оставалось буквально несколько минут, чтобы покинуть город, занятый войсками националистов. Ему пришлось пешком пересечь Пиренейский хребет, чтобы попасть во Францию. Он даже не смог как следует попрощаться со всеми, с кем хотел. Это был конец. Жизнь или смерть.
И вот перед тем, как покинуть Барселоны, он отыскал свою подружку и спросил ее: "Готова ли ты последовать за мной?" Ему было 28 лет, ей - 18. Ей пришлось бы оставить семью, друзей - все.
Но она сказала: "Да, конечно!" Это была моя бабушка.
Они оказались в лагере беженцев в Аржеле-сюр-Мер, на французском побережье. Там скопилось более 100 000 испанских эмигрантов. Можете представить, что произошло бы, реши Франция вернуть их? Но нет, им было оказано сострадание - как и должно быть по отношению ко всем страдающим. Дедушка с бабушкой не захватили с собой ничего. Жизнь приходилось начинать сначала. Но спустя некоторое время беженцам дали возможность работать на строительстве плотины неподалеку. Такова жизнь иммигрантов. Ты должен идти, куда должен. Ты должен делать, что должен. И ты идешь...
Через несколько лет родилась моя мама, и в конце концов, семья переехала в Марсель.
Эта история - в моей крови. Она сформировала меня как человеческое существо. Но она существует только в моих мыслях - нет никаких фотографий, только семейные рассказы. С того времени не осталось ничего, что можно было бы увидеть или потрогать. И вот в 2007 я узнал, что в Нью-Йорке открывается выставка - 4.5 тысячи снимков, сделанных фотографом Робертом Карпой во время гражданской войны в Испании. Их считали пропавшими, но их неожиданно нашли в Мексике, в старом чемодане, непонятно как туда попавшем. Меня это очень заинтересовало, и мы в женой отправились в Нью-Йорк.
Большинство экспонатов выставки были маленькими негативами, которые приходилось рассматривать через увеличительное стекло. Но несколько кадров увеличили до огромных размеров - люди на них были в человеческий рост. И на одном из них я увидел своего деда.
Невозможно, правда? Но нет - это был именно он, мой дед, молодой мужчина. Без сомнений - именно он стоял передо мной, хотя я все еще не мог в это поверить. И когда выставка переехала во Францию, я повез туда свою мать, чтобы окончательно убедиться. И она подтвердила: "Да, это он. Еще до того, как они пересекли горы".
Это было невероятно.
А теперь представьте, что было бы, если бы бабушка не последовала за ним. Моя мама не появилась бы на свет. Я бы не появился на свет.
Однако это только одна половина истории. Есть и другая фотография, которая тоже сформировала мою жизнь.
Мои прадед и прабабка тоже были иммигрантами. Они переехали во Францию с Сардинии в 1911, спасаясь от бедности. Во время Первой мировой войны прадеда призвали на фронт, и он так жестоко пострадал от газовой атаки, что до конца жизни вынужден был принимать эвкалиптовые ингаляции.
Его сын, мой дед, воевал за Францию во Второй мировой войне, а после демобилизации стал строителем. В конце концов, ему удалось скопить достаточно денег, чтобы купить участок земли на одном из холмов Марселя. В то время мой отец был подростком. На участке имелась небольшая пещера. Пока дед строил дом, семье нужно было где-то жить. И что же? Очень просто. Почти два года они обитали в этой пещере. Все, чем они могли ее отапливать - переносная кухонная плита. Это звучит как какое-то мифическое семейное предание - но у нас есть фотография, сделанная в этой пещере в 1956. На ней - дед с отцом, закутанные в одеяла, чтобы не замерзнуть.
На то, чтобы построить дом, у деда ушли годы. Его строили по частям - и, наконец, он был готов. В нем я и вырос. Это - то, что я унаследовал. Это моя кровь. Одно из моих первых воспоминаний - как я перетаскиваю к нам на вершину холма 10 мешков с песком, один за другим. Мне разрешили пойти играть в футбол только после того, как я сделаю это. Днем отец работал на строительстве нашего дома, а ночью - санитаром в психиатрической клинике. У этой части моей истории есть особый смысл.
Была причина, почему мой отец пошел работать именно санитаром и именно в такую специфическую клинику. Это случилось потому, что его дядя был там пациентом. Его звали Совер, он приходился братом моему деду. На войне он попал в плен, провел там 5 лет, что нанесло ему тяжелую душевную травму. После освобождения он попал в психиатрическую клинику. У моего отца были очень тесные отношения с ним - это и побудило его стать санитаром в психиатрии. Ему удалось попасть в ту клинику, где содержался дядя, и каждую ночь отец заботился о нем.
Это моя семья. Это моя история. Это моя душа. Мне довелось жить в разных уголках мира. Недавно я обзавелся сельскохозяйственной собственностью в Сардинии с единственной целью - воссоединиться с историей моей семьи. Но я всегда буду любить Марсель всем сердцем - из-за тех воспоминаний, которые меня сформировали. Он навсегда останется моим городом.
Когда меня спрашивают, почему я играю в футбол так, как я играю, ответ заключается именно в этом. Да, футбол дает смысл жизни. Но жизнь также дает смысл футболу. Я почти никогда не обсуждаю эти семейные нюансы, особенно то, что касается дяди моего отца. Это очень сложно. Однако я счел нужным поделиться этим, потому что считаю это важным.
Мы живем в эпоху повсеместной бедности, войны и иммиграции. Многие люди не могут позволить себе даже купить футбольный мяч. В то же время, есть и такие, кто может легко отдать 200 евро за билет на матч Премьер-лиги, или заплатить 400 евро в год за пакет футбольных трансляций. Футбол - один из лучших учителей жизни. Футбол - то, что вдохновляет в жизни. Но современная бизнес-модель футбола игнорирует значительную часть мира.
Бедным районам нужен футбол - так же, как и футболу нужны бедные районы. Поэтому я поддерживаю идею проекта Common Goal, цель которого - направлять 1% доходов футбольной индустрии на развитии игры в самом стихийном ее выражении. К проекту присоединились уже 60 игроков разных клубов, лиг и стран - каждый из них отдает на его цели 1% своего заработка.
Футбол должен существовать для людей, и это не следует воспринимать как утопическую идею. Все - и богатые, и бедные, должны находить в нем простую радость, которую он дарит. Футбол дает нам общий язык, общие эмоции.
Все это время меня спрашивают одно и то же: "Каково оно - играть за "Юнайтед"? Почему у вас это получалось так хорошо?" От меня ждут каких-то сложных размышлений на этот счет. А ответ, на самом деле, очень прост. Сэр Алекс Фергюссон был мастер в одном. После долгих часов работы на тренировках, выходя на поле, мы знали: нам позволено быть свободными. Мы ощущали полную свободу двигаться так, как мы хотели, играть так, как мы хотели.
Для меня другой футбол невыносим. Чего будет стоить футбол, если в нем не останется свободы?
Теперь вы знаете мою историю. Я вышел из семьи иммигрантов, бунтарей, солдатов, рабочих. В моем детстве у нас не было слишком многого - но как по мне, в той правде жизни было высшее удовольствие. Простой семейный пикник. Самодельный мяч из нескольких пар носков, свернутых вместе и скрепленных шнурками. Мы играем в футбол под солнцем. Потом, устав, лежим на траве. Вокруг нас - чудо, оно везде и нигде.
Я закончил карьеру игрока в 30 лет. Знаете, что я сделал дальше? Я переехал жить в город, из которого моим предкам пришлось бежать в 1939.
Я переехал в Барселону.
