Новинки художественной литературы: Тесла против Распутина, жизнь пионеров-вампиров и чем пахнет "Вагнер"
Строить жизнь не по Марксу, а с расчетом на ее продолжение начинали еще в 90-х. Уже тогда романы в жанре альтернативной истории расцветали буйным цветом, и каждый автор придумывал свою судьбу для обнищавшей Родины: то немцы ее побеждали, то китайцы делили, то американцы увозили в космос. "Крига" Яцека Дукая (Л.: Астролябия) почти о том же, но более масштабно, в свете не авантюрных теорий распоясавшихся с голодухи авторов, а в связи с реальными прогнозами мировой метеорологии. Например, глобальное потепление, которое здесь, конечно же, заменено похолоданием, поскольку ситуацию в Европе надо разморозить, не так ли? Вот вам и актуальность такой дальновидной "альтернативы".
Хотя в сюжете этой двухтомной эпопеи подобных отсылок к мировой политике особо не замечаешь, здесь и без того хватает культовых персонажей, заброшенных волей автора в такие дали, что только поеживаешься. Итак, представьте себе, что Тунгусская катастрофа 1908 года обернулась тем, что территорию Евразии захватили "лютые", которые замораживают все: от металлов до истории. Первой мировой не случилось, Россия осталась ледяной империей, сказочно богатой ценными ископаемыми с магическими свойствами. Польские подпольщики борются за независимость, а один из них, попав на каторгу, вроде научился общаться с "лютыми" и стал легендой по имени Батька Мороз.
Далее по сюжету царская охранка, желая использовать Батьку в своих целях, отправляет на свидание с ним его сына - молодого математика и заядлого картежника. Нас ждут опасные приключения, путешествие через всю страну Транссибирским экспрессом, встречи с сибирскими революционерами, гениальным американским изобретателем Николой Теслой, которому российский император поручил разработать оружие против "лютых", чтобы преодолеть Лед и разморозить историю. Однако на каждом шагу нашего героя подстерегают опасности и испытания, устроенные фанатичными поклонниками Мороза, которыми руководит всемогущий Григорий Распутин. Сумеет ли он разыскать отца? Чем завершатся эксперименты Теслы? Настанет ли в Евразии большая Оттепель?
К концу 2018 года суммарный тираж книг следующего автора нашего обзора составил более 1,5 млн. экземпляров. Книг у него всего 20, из них почти половина экранизирована и поставлена в театре. "Общага-на-Крови", "Золото бунта", "Географ глобус пропил"... Еще в начале нулевых аванс за его книгу был порядка $50 000. Экранизация - от $20 до 40 000. Сегодня "Пищеблок" Алексея Иванова (М.: АСТ) - это идеальный роман для потребителя, как сказал бы Гоголь, средней руки, и он сразу же написал, словно сценарий большого ужастика.
Схема довольно проста, как, собственно, и сюжет. Кстати, в кино такое уже было - пионерлагерь в окружении зомби, но на этом все и заканчивалось, у Иванова же главное - не действие, а контекст, подспудный, так сказать, смысл, а если точнее - идеология времен застоя. Так-то все понятно уже на середине романа - и кто главный герой, и чем питаются вампиры, живущие среди пионеров. А вот изнанка всех этих "зарниц", "пионерболов" и прочей голоногой романтики - в чем она? Вряд ли бы появились упыри среди мальчишек, если бы, во-первых, не запугивание вожатых насчет того, что не выходите по ночам из палаты, а то вокруг бродит гипсовая пионерка, которая детишек губит. Поскольку время-то уже - поздний застой в СССР, ее напарника с горном расколошматили да и не обновили, вот и злобствует по ночам, шаркая по аллеям лагеря гипсовыми ногами.
Во-вторых, замкнутое, опять-таки, пространство, откуда никуда потенциальным жертвам не деться. И даже не потому, что всякий пионерлагерь - это маленькая зона, а весь СССР - большая, как раз таких отсылок автор не делает, он все больше по патриотическим делам ностальгического извода, так что диссидентскими идеями Солженицына здесь и не пахнет. Зато благоухает детский мир совка: линейки с речевками, стенгазеты с призывами, ветеран НКВД, поднимающий знамя. И хоть все происходит в лагере "Буревестник" на берегу Волги, но враги не дремлют. Найдешь жвачку, подброшенную американцами, а там - бритва.
А здесь - тепло, светло, вожатые друг в друга влюблены, и по телевизору "Олимпиаду" 1980 года показывают, и это единственная связь и с внешним миром, и вообще в реальностью. У автора с этим всегда строго, его герои всегда в замкнутых пространствах по старинке обитают, так их легче контролировать - в общаге, школе, турпоходе. И вроде бы наблюдение за увядающей советской идеологией, и старые песни о главном при этом не забыты. Положительный пионер-герой имеется, который и хорошему вожатому помогает с нечистью справиться, и тайную сеть вампиров раскрывает, которые из его товарищей тушки делают.
Автор следующей книги и в жизни, и в искусстве давно уже подсел на популярную "народную" тему массовых беспорядков, гуляний и выборов. Отличает же его от сонма единоверцев в толпе поборников "посконной" прозы удачная малость: свои тексты он искренне, искусно и широко проживает и в личной биографии, и в художественных образах. То есть в кино. И ирод-царь, и соловей-разбойник в его исполнении - это мощные, яркие, неподдельные персонажи. Героями они были, после перестали и теперь уже снова в фаворе пребывают - это, наверное, к историкам, а вот настоящую истерию как экстракт упомянутых "сумасшедших" ролей нам еще предстоит осмыслить. Скажем, на примере романа "Запах фиалки" Ивана Охлобыстина (М.: АСТ), о котором сегодня ведут речь и в литературе, и, понятное дело, за кулисами авторского успеха.
Во-первых, наверное, слог. Все остальное в жанрово-стилистическом решении подобной прозы - от Нестора до Татьяны Толстой - уже во-вторых, поскольку сказовый напев не предусматривает особой динамики и крутых сюжетных поворотов. "Какая еще собака?!" - воскликнет опереточный царь в культовом советском фильме, да и сядет на место, убаюканный волнами-раскатами молодецких песнопений. У Охлобыстина в романах все почти все так же, да не совсем. Если золото у него искали, так ведь не как у Алексея Иванова в крутой прозе, а словно из сказки вышли все герои, да в нее, собственно, и канули, не совладав с традицией, как любой чужестранец на чужую тему позарившийся. В "Запахе фиалки" тоже можно одними лишь напевными обертонами да плавной вязью молодецкого сказанья наслаждаться, причем с первой же сцены побоища на берегу, хотелось бы сказать, Чудского озера, если бы не происходило все в подмосковном лесу, где сошлись поборники чистой экологии и сторонники железобетонного прогресса.
Крик, стон, шум и гам, и гой ты еси Омон Конвоирович. "В довершение инфернального сходства небо над полем битвы наполнилось разноцветными вспышками праздничных фейерверков, запущенных под шумок мальчишками, сбежавшимися со всей округи".
Дабы окончательно не увлечься орнаментальной составляющей прозы автора, отметим, что роман, все-таки, про войну в более крупных масштабах. И "запах фиалки", как оказалось, это не "духи времени", и не детские аберрации, сидящие на подкорке у многих из нас, а вполне реальная вещь. Точнее, труднообъяснимая, но легко осязаемая грань между жизнью и смертью - этот самый запах, который появляется в воздухе перед взрывом. Сделать, говорят, за это время практически уже ничего нельзя, остается лишь наслаждаться просмотром, как водится, финальных кадров судьбы. Ну и книгой Охлобыстина об этом, конечно, тоже. В которой - история молодого столичного журналиста, вырвавшегося из Москвы в пекло войны в Сирии, утратившего все прежние ориентиры, нашедшего свою любовь и потерявшего, по сути, все, чем ранее дорожил. Ерундой оказалась и журналистская этика, и мужская честь, и чувство превосходства перед коллегами.
Здесь есть, кажется, все, чем живет столичная журналистика - терки РПЦ с теневым бизнесом, новые информационные технологии с модным словом "хайп" и жирные заказы, грязная игра и чистая любовь. С другой стороны, мир в этом романе описывается еще и "азартным, стремительным, а главное, настолько волнующе безответственным", как отмечает иностранный змей-искуситель, что стоит отдаться хотя бы его течению, если в более тесную компанию не зовут. Впрочем, главного героя как раз зовут. Сделать репортаж об "ужасах войны" в Сирии, оплаченный иностранными спецслужбами. Но срубить бабла по-легкому не удалось.
Русские военные в Сирии, как всегда в теплых странах, "предельно вежливы, тактичны и ни разу не повысили голоса", когда с ними общался столичный корреспондент, которого старались завербовать сразу три вражеские разведки - российская, американская и сирийская. Особенно, естественно, американская, которой нужно было "показать ужасы войны во всей их красе: жертвы среди мирного населения, крики, слезы, проклятья". Ну и максимы всякие полезные с афоризмами наш герой от старших товарищей по идеологической службе выслушивает. Привычные, правда, ну так новых еще не придумали. Типа: "Так уж выходит, что русские всегда на войне. Есть у нас такой долг перед планетой". А вы говорите, смешно было певичке в фильме "Брат", когда Данила Багров ей о том же говорил.
А в целом хорошо, конечно, скомпоновано - свежо, умно и актуально. И про ЧВК "Вагнер", и про арабов из Ярославля, расставленных по периметру истории, и про ладанки на груди героев, при нажатии на которые прилетают ракеты.
