Украину ожидает «банкопад»: какие банки ликвидируют
Глава Фонда гарантирования вкладов физлиц Светлана Рекрут заявляет о планируемом закрытии ряда финансовых учреждений.
Об этом журналисты «Днепровской панорамы» узнали из интервью, опубликованного на сайте «Лига-нет».
Сейчас продавать практически нечего - ценного имущества у банков почти не осталось, а большинство банкротов, пришедших в Фонд в разгар кризиса 2014-2015 годов, в ближайшее время будут полностью ликвидированы - от них не останется даже юрлица.
- Несколько месяцев назад Константин Ворушилин, сидя на этом же месте, где и вы сейчас, рассказывал, что Фонд готов к переходу в "режим ожидания" - ему уже не нужны такие мощности и масштабы работы и он может сворачивать деятельность.
Это и есть ваша стратегическая задача - менеджерить этот процесс?
Я бы не стала называть это сворачиванием, мы скорее говорим о смене акцентов, потому что те дела, которыми занимался Фонд в последние годы - это была не столько его прямая функция, сколько критическая необходимость.
Мы были "могильщиками", хотя настоящая наша задача - защищать интересы кредиторов и вкладчиков и в более широком смысле - быть залогом банковско-финансовой стабильности.
То, что нам в эти годы пришлось с головой окунуться в активы и их продажу, не отменяет этого, тем более, что Украина должна внедрять у себя банковские евродирективы.
Для Фонда это значит, что уже в 2020-2021 годах мы должны полностью перестроиться.
- Но если говорить с практической стороны - вы начинаете этап окончательной ликвидации первой волны банков-банкротов.
- Да, в Фонде почти не осталось больших активов: до конца этого года мы полностью ликвидируем 48 банков, до конца 2020-го - еще 35.
В итоге к 2021-му у нас останется около 16 банков - в основном такие, где есть какие-либо судебные запреты или, например, крымские банки - мы по закону не имеем права их ликвидировать.
"Монстров", таких как Дельта или Надра уже не будет.
- А ВТБ, который попал в Фонд в конце 2018?
К нему мы применили уже отлаженные процессы, за пять месяцев на торги выставлены все активы банка. Д
умаю, попади он к нам раньше, за это время мы бы даже не завершили инвентаризацию. Сейчас мы закончим с ликвидацией за два или, максимум, за три года, а не за пять, как позволяет закон.
- В любом случае, вам уже не нужно столько людей и ресурсов на их содержание, аналогично - и с продажей активов.
Как это повлияет на ваш кадровый состав - меняются задачи, значит нужны менеджеры другого профиля? Значит ли это, что часть текущих сотрудников покинет Фонд в ближайшее время?
- На самом деле мы постоянно переживаем периоды, когда приходится менять акценты.
В прошлом году, например, создали управление по терминации - как раз под окончательную ликвидацию большей части банков. В будущем оно сольется с департаментом управления активами.
Будут сокращены и масштабы департамента консолидированных продаж.
Зато ключевыми станут направления юридической работы со связанными лицами и акционерами, финансовой грамотности, мониторинга банков.
Первое подразделение должно активизировать исково-претензийную работу с акционерами банков-банкротов, выходить в иностранные юрисдикции по поиску и взысканию активов там, потому что после продажи активов единственный денежный поток, который у нас останется за исключением взносов банков, - это взыскание задолженности акционеров и менеджмента.
- Планируете перестановки в топ-менеджменте?
- Мы уже повысили до заместителя директора-распорядителя Ольгу Билай (экс-директор департамента управления активами Фонда. - Ред.).
Она назначена на должность, освободившуюся после моего назначения директором-распорядителем.
- Ее назначили или был конкурс?
- Конкурса не было, мы умышленно от него отказались, потому что в данном случае нужен был специалист из Фонда, который глубинно знает все процессы и вопросы, стоящие перед нами, все наши процедуры. Билай будет отвечать за всю вертикаль управления и продажи активами. Перед ней стоит задача - грамотно завершить начатые процессы.
Как это может сделать новый человек, с рынка? Кроме того, мы сейчас тестируем пилот по выполнению функций ликвидатора банка самим Фондом, то есть «Банк=Фонд».
Билай сможет эффективно справиться с этой задачей, как человек, который близко знаком с нашими внутренними процессами.
- При вашем назначении тоже не было конкурса - почему?
У Фонда нет обязательства всегда проводить конкурс. Административный совет Фонда может назначить человека без конкурсного отбора.
В моем случае, поступили точно также, как и с Ольгой, - нужен был человек, который примет Фонд на этапе трансформации.
- У Фонда есть четыре больших направления проблем: продажа оставшихся - часто мусорных - активов, долг перед Минфином, претензии экс-акционерам банков и суды с банками-зомби.
Что самое актуальное прямо сейчас?
- Мне сложно разделять эти направления, потому что в конце концов все сводится к одному вопросу: обеспечение кэш-флоу Фонда.
И не важно, идет ли речь о поступлениях от продажи активов или взыскании ущерба с собственников, все в итоге идет на погашение обязательства перед кредиторами банков и наших - перед Минфином.
- С Минфином есть какой-то прогресс?
- Переговоры идут. Для нас это однозначно болезненная тема: при долге в 50 млрд грн, мы должны Минфину еще 67 млрд грн процентов. Поэтому мы хотим реструктуризировать хотя бы процентную часть.
- Минфин готов на уступки?
Это закреплено в "МВФовских маяках" - до конца года мы должны найти способ урегулирования. Нам с этим помогают эксперты ЕБРР и другие финансовые консультанты.
- Вы говорили, что рассчитываете усилить направление по работе с акционерами банков-банкротов. Но как, если за четыре года у нас нет ни одного громкого дела?
- У нас есть идеи, как мы можем усовершенствовать 52 статью закона о системе гарантирования: можно ввести опцию досудебного урегулирования споров, такая вариация на тему мирового соглашения.
Если экс-собственник хочет погасить или реструктуризировать долги перед кредиторами, нужно дать ему такую законодательную возможность, если же он отказывается - нужно ужесточить ответственность за нанесение ущерба.
Но для этого нам нужна продуктивная работа нового состава парламента. Кроме того, Фонд начинает активно работать по линии иностранной юрисдикции.
У нас есть кластер банков, где эта стратегия может сыграть, хотя процессы там достаточно длинные.
- О новом парламенте - вы вообще понимаете, с кем придется иметь дело в рядах новой власти, учитывая, что почти все члены "банковского" комитета Рады предыдущего созыва больше не будут депутатами?
Через кого теперь продвигать интересы Фонда?
- Фонд - это внеполитический институт, к тому же надо понимать, что со старым парламентом у нас также было не все гладко - многие наши инициативы глохли там в принципе.
Поэтому, новые лица - это далеко не всегда плохо.
- В новом парламенте вообще много примечательных новостей для Фонда - депутатами уже не будут такие знаковые ваши должники, как Денис Дзензерский, Константин Жеваго, Леонид Климов. Многие другие - тоже.
Насколько депутатская неприкосновенность мешала вам добраться до них?
- Для нас никогда не было разницы депутат наш должник или не депутат, для нас в этом смысле все равны. Кроме того, депутатский мандат де-юре не играл роли в процессах взыскания задолженности.
Поэтому, я бы тут скорее думала не о том, кто прошел или не прошел в Раду, а о судах и правоохранительных органах - не хотелось бы, чтобы они остались такими же "договороспособными" и после смены власти.
То, что у человека была депутатская неприкосновенность, - это важный момент, но только на этапе выдвижения подозрений или ареста. У нас есть около 6000 производств, из них до приговоров дошло только 13.
То есть большинство дел зависли где-то посередине - о депутатском статусе фигурантов не заходило и речи.
- Вы рассказывали, что перед выборами участились случаи воровства ваших активов через госрегистраторов и вообще случаев мошенничества с имуществом банков-банкротов стало больше.
Выборы прошли - тренд сохранился?
- После ВТБ (с помощью госрегистраторов банк потерял залоги в виде жилой недвижимости в Киеве, Днепре и Одессе. - Ред.) у нас ничего больше не "уводили".
Одно из объяснений - мы уже дошли до точки, когда воровать у нас особо уже нечего. К тому же, с помощью правоохранительных органов мы смогли вернуть недвижимость ВТБ, украденную в Киеве (компекс таунхаусов. - ред.).
Активы, утраченные в Одессе и Днепре, к сожалению, "отбить" не удалось.
- После ВТБ все же был громкий случай с Еврогазбанком, где также работали известные люди - Андей Лопушанский и Алексей Ивченко.
Вы получили в этом деле поддержку полиции?
Там немного другая история - активы "ушли" через контролируемое банкротство заемщиков. Но мы почти сразу продали этот кредит.
Билет на эту войну уже принадлежит не нам, поэтому я не особо в курсе, что с этими активами и насколько в дело вовлечены правоохранители.
- Ваш знаковый актив - стадион Черноморец - в его судьбе тоже не последнюю роль сыграли госструктуры, объект долгое время был под обременением по иску Агентства по розыску "коррупционных" активов (АРМА). Судя по всему, это отпугнуло покупателей...
Я не согласна, что отпугнуло - стадион находится в торгах (запланирован очередной аукцион на площадке FNN, на предыдущих трех торгах претендентов на стадион не было. - Ред.).
Это действительно знаковый актив для нас - если его удастся продать иностранному покупателю, это будет означать, что мы смогли переломить ситуацию, когда основные "клиенты" наших активов - это все же представители локального капитала.
- Почему вы надеетесь на иностранцев, если с судами и в целом защитой прав кредитора в стране мало что меняется?
Все-таки был принят кодекс законов о банкротстве, реформа судейского корпуса движется, пусть и медленно, поменялся парламент.
Наш иностранный советник (американская FFN. - Ред.) делает по "Черноморцу" очень серьезное маркетинговое сопровождение и судя по отзывам, которые мы получаем, интерес есть.
- Квартиры ВТБ, залоги Еврогазбанка, Ильичевский МЖК, с ценами на который манипулировали компании Веревского, - все выглядит так, что поток желающих "кинуть" Фонд не заканчивается, несмотря на то, что активов у вас уже не так много.
У вас есть понимание, как с этим бороться?
- Надо "бить по рукам". Иными словами, показывать, что у Фонда есть намерение и воля отстаивать честную конкуренцию.
Например, в случае с Ильичевскиим масложировым комбинатом (объект находился в залоге у Дельта Банка.
В феврале 2019 года торги по пулу активов, включая комбинат, закончились победой компании миллиардера Андрея Веревского, которая согласилась заплатить 906 млн грн.
Решением суда результат был отменен; в июле Веревский выкупил комбинат уже за 182,5 млн грн, но НБУ, как залоговый кредитор, после обращения Фонда решил отменить продажу, увидев в торгах манипуляции. - Ред.) мы с НБУ осознавали, что нарываемся на большую критику, отменяя результат торгов, которые не противоречили регламентным нормам.
Здесь мы отказались от формализма, потому что хотели сказать всему рынку: "не надо играть с нами в игры, мы готовы на все, отстаивая интересы кредиторов".
В следующий раз, когда кто-то захочет манипулировать на торгах, я уверена, он десять раз подумает.
- Вы довольны тем, как на подобные случаи реагируют правоохранительные органы?
По тому же Ильичевскому комбинату реакция органов была молниеносной - мы получили ряд запросов и вообще интерес был неподдельным.
Для нас это было важным сигналом того, что мы в этой войне не одни.
- А если говорить глобально? Вспоминаются частые ваши жалобы на недостаточную помощь полиции, но, чтобы было наоборот и, условно говоря, Аваков хотя бы на словах выражал солидарность Ворушилину - такого, кажется, не было.
Мы, на самом деле, уже четыре года пытаемся двигать идею по созданию экспертной платформы для коммуникации между Фондом и представителями правоохранительных органов.
Чтобы возник некий пул специалистов в органах, которые на постоянной основе занимались бы нашими делами.
Ненормально, когда один следователь занимается кражей велосипедов и расследованием о хищении активов на несколько миллиардов гривень.
- То есть вы рассчитываете, что после смены власти реализовать эту идею будет проще?
- Мы всегда открыты к обсуждению и сотрудничеству. Надеемся, сейчас с обратной связью будет лучше, чем раньше.
- Недавно в Украину официально зашла чешская компания APS, они говорили, что готовы покупать NPL-активы в Украине по цене в $15-20 млн.
Учитывая, что идея с продажей активов в пулах по 1-1,5 млрд грн фактически провалилась и вы сейчас предлагаете рынку лоты по 10 млрд, речь идет о сделках по 4% от номинала.
Это максимум, на который может сейчас рассчитывать Фонд?
- Я бы сказала, что это очень оптимистичный сценарий. Десятимиллиардные пулы мы уже продаем - стоимость продажи составляет несколько процентов от номинала, до четырех мы даже не приближались. Одна из последних продаж - 0,8%.
Нас, конечно, критикуют, когда мы радуемся таким цифрам, но в данном случае даже такая конверсия - неплохой результат по мировой практике: большая часть активов этого пула состояла даже не из кредитов, а из имущественных прав на них.
Это означает, что заемщики либо ликвидированы, либо эти обязательства "схлопнулись" и мы признавали эти операции ничтожными, а потом увязали в судах. 2-4% - это не то, что мы бы хотели получить для кредиторов банков, но именно столько предлагает рынок за такие активы.
- Кто составляет основную аудиторию этих крупных пулов?
Фонд много говорил, что важно привлечь в Украину иностранный капитал, но пока мы не видим здесь большого количества внешних игроков - а те, кто есть, иногда вызывают вопросы.
У нас уже сложилась конфигурация главных участников рынка. Из иностранцев это APS, Primo Collect и еще несколько игроков.
Насколько мне известно, в украинской компании УкрБорг также есть иностранное финансирование. Нельзя говорить, что у нас нет внешнего капитала.
Другое дело, что мы хотели бы видеть здесь институциональных инвесторов, которые бы пришли в Украину и принесли качественно новые практики по работе с NPL. Но пока в таких масштабах к нам только присматриваются.
- А в чем проблема? Никто не готов работать в наших реалиях? Плохая реклама?
- Реалии. Это вещи, о которых все уже устали говорить, но западному инвестору нужна защита прав кредиторов, нормальное движение капитала, предсказуемая политика.
Рекламой здесь многого не добьешься: да, в Украине уровень возврата на инвестицию выше, чем в других странах.
Но я бывала на многих конференциях за рубежом - в залах, где выступает наша делегация, людей всегда в разы меньше, чем там, где презентуют себя, например, Италия или Испания.
- Вы удовлетворены тем эффектом, который нашем рынку принесли иностранные площадки-советники - DebtX, FFN, Cohen?
- Нет, ожидания не оправдались. Мы хотели создать "Макдональдс", сделать все как "там", но потока покупателей так и не увидели.
С другой стороны, если бы мне предложили вернуть все обратно и переиграть ситуацию, я бы предпочла все сделать точно так же: стандарты, которые нам принесли иностранные советники останутся здесь навсегда, плюс об Украине реально узнали за границей.
Так что это больше фундаментальная работа на перспективу.
- Кроме перечисленных компаний, у вас также аккредитовались KPMG и PwC, но они ни разу не участвовали в продажах - почему?
KPMG активно работает с нами, как консультант. PwC после аккредитации никак себя не проявляла - сложно сказать почему. Но в целом, нам достаточно тех трех площадок/консультантов, с которыми мы делаем продажи.
- Вы неоднократно говорили, что уровень конверсии будет падать, но многое зависит от того, учитываем ли мы начисленные проценты, или нет. На какие показатели вы сейчас ориентируетесь?
Да, проценты - это большая проблема, потому что сумма долга из-за них постоянно растет, а само качество кредита и перспективы его возврата - наоборот снижаются.
Если мы говорим о банке, который находится на пятом году ликвидации, то проценты, которые продолжают насчитываться все это время, могут составлять 30-40% от общей суммы активов.
Наша текущая конверсия соответствует практике других стран с подобными условиями - до 2% от номинала. Если бы мы не учитывали проценты, как делают в странах Запада, было бы на порядок больше.
- Сколько с начала кризиса вам принесли продажи активов банков-банкротов?
- 20 млрд грн. Но нам не только продажи приносят деньги - есть еще погашение кредитов, ценные бумаги на балансах, аренда и прочие вещи из категории управления активами.
Всего с начала кризиса получили 49 млрд грн. То есть, если мы говорим, что изначальный наш портфель составлял около 500 млрд грн, то можно утверждать, что мы уже достигли 8% возвратности. Я думаю, что остановимся на 8-9%.
- Хороший результат?
Учитывая мировую практику, да - неплохой. Однако, повторюсь, мы понимаем, что это далеко не то, что мы хотели бы получить в интересах кредиторов.
- Складывается такое впечатление, что Фонд всегда искал компромиссы между быстрой продажей активов, пока заемщики не успели вывести залоги и зарыться в суды, и попытками убеспечить себя от критики - вы юстировали все внутренние документы и регламенты, долго оттачивали процессы.
Можно ли было заработать больше, если бы вы все же действовали быстрее?
- Сюда еще нужно добавить, что на момент начала кризиса у нас вообще не было инфраструктуры, рынка проблемных активов в стране не существовало как такового.
На это мы потратили полтора-два года. Дальше - юстирование (утверждение и корректировка документов в Минюсте на предмет отсутствия противоречий с другими законодательными и подзаконными актами. - Ред.).
Зачем это вообще нужно? Это значит, что все наши процессы, в том числе касательно продаж, становятся максимально прозрачными и понятными.
Прозрачная инфраструктура плюс понятные процессы для нас означают, что Фонду теперь не нужно выходить с комментариями и говорить, дорого или дешево мы продали такой-то актив. Мы его продали по цене, которую определил рынок. Точка.
- Вас обрадует, если вам сейчас сбросят еще 50+ млрд грн NPLs из Ощадбанка-Укрэксимбанка?
- Будем работать - инфраструктура и опыт есть, мощности тоже, своих продаж у нас с каждым месяцем все меньше.
- На какие дисконты могут рассчитыв
