"Дылда" Кантемира Балагова: такой фильм я уже давно ждал
Фильм "Дылда" Кантемира Балагова. Кино, в котором есть все. Честно говоря, такой фильм я уже давно ждал. Все мы уже давно привыкли к тому, что фестивальное кино - т. е. кино снятое специально под еврофестивали - содержит определенный набор компонентов. И что кино конструируется из различных элементов этого набора. Но чтобы были задействованы сразу все ингредиенты, да еще и вот так бестолково и бессвязно - такого, пожалуй, еще не было.
Фильм сокуровского ученика Кантемира Балагова вызывает ассоциацию с изделием из конструктора лего, попавшего в руки совсем маленького ребенка. В руки попал набор не им созданных деталей; плана, что именно из этого набора лепить, нет; умения тоже - откуда умение в 2,5 года. В итоге на выходе имеем нечто бесформенное, но состоящее из всех деталей сразу.
Страдания травмированной личности? Есть.
Женский вопрос? Присутствует, тем более, сейчас, говорят, очередная волна феминизма в тренде.
Лесбийская сцена? В наличии.
Тоталитарный режим с доносами и страхом? Будьте любезны.
Жирующие партаппаратчики? Куда ж без них!
Натуралистические сцены? Да, пожалуйста.
Слезинка ребенка? Само собой.
Инвалиды? Естественно.
И т. д. В самом деле, вспомнить хоть что-то из стандартного артхаусно-фестивального набора, чего не было бы в этом фильме, - задача едва ли выполнимая.
Но вот чего в этом фильме нет точно - так это таланта и знания жизни.
Действие фильма разворачивается осенью 45-го года. Но поверить в это сложно. Несмотря на периодические напоминания героев о своем совсем недавнем военном прошлом и костюмы той поры, выглядят все без исключения герои так, будто их только что поймали на выходе из московского ночного клуба, или на входе в метро и зачем-то переодели.
Лица, мимика, жесты - все не имеет ничего общего с тем, что мы видим у людей того поколения в старых фильмах. Кое-кто даже разговаривает знакомым всем нам гнусавым говорком, вошедшим в моду считанные 10 лет тому назад. То же не в меньшей степени касается и поведения людей, и атмосфере в обществе. Затрудняюсь сказать, насколько точно воссозданы костюмы - есть определенные сомнения и в этом - но люди себя так не вели абсолютно точно.
Была атмосфера всеобщего счастья и удивительного сближения всех людей друг с другом, полной открытости, недостижимой сейчас. Оно и понятно: только что свершилась победа в великой войне. С фронта возвращаются мужья, отцы и братья, кстати, с трофеями. Впереди - безоблачная жизнь, которая с каждым годом будет все лучше и лучше. Наконец, неуклонно растут пайки, что тоже немаловажно.
Эта атмосфера, запечатленная очевидцами - писателями и режиссерами - в послевоенном кино и в литературе, очень неплохо передана и в двух более новых, но всем известных сериалах: в "Место встречи изменить нельзя" Говорухина и в "Ликвидации" Урсуляка. А в картине Балагова мы наблюдаем полуживых запирающихся друг от друга на все замки (в прямом и переносном смысле) скучающих от самих себя и всего окружающего наших современников. Какие-то затхлые атомизированные мирки, не пересекающиеся друг с другом. Даже сейчас в питерских коммуналках живут порой по-старому: всем соседям есть друг до друга дело. Эта атмосфера законсервировалась с советских времен, и ее до сих пор можно кое-где подсмотреть. Но нет. В "Дылде" один воинствующий индивидуализм, подсмотренный, по-видимому, в среде "элитных" кинематографистов.
Это полнейшее неумение показать никого, кроме самих себя, неспособность залезть в чужую шкуру - очевидная профнепригодность.
Та же профнепригодность чувствуется едва ли не во всех аспектах. Сценарий вызывает оторопь. Некоторые глубокомысленные реплики просто вызывают желание засмеяться, а когда это длится непрерывно, очередное "я напрасная внутри" делает это желание непреодолимым. Особенно, когда это сочетается с номенклатурными сынками, которые катаются по городу, чтобы "снять телок".
Не менее комична грязь. Грязь в прямом и переносном смысле - единственный прием, которым автор пытается передать "суровую правду жизни" и добиться эффекта достоверности. До такой "достоверности", как показ процесса дефекации автор пока не дошел - не Герман старший.
Но рвет героиню в кадре очень натурально. То же касается и сцен секса. Вообще, это сейчас общее место в современном искусстве - скорми зрителю уродство и безобразие, авось примет за суровую жизненную правду. Но когда ничего, кроме уродства зрителю не показывают, это начинает смешить.
Еще один обязательный в современном кинематографе прием - неадекватное поведение героев. Вернее, антиадекватное. Мы все это видели тысячи раз в самых разных фильмах. На какой-нибудь простой раздражитель герой реагирует любым способом, кроме простого и естественного. Например, у Балагова, примерив нового платье и в нем покружившись, героиня должна впасть в истерику. А зритель в меру своей "утонченности" после этого пусть гадает, какие у героини в душе при этом разверзаются психологические бездны. Как говаривал у Стругацких в "Хромой судьбе" режиссер, "сойдет за мировоззрение". Этим приемом, тысячи раз обкатанным предшественниками, режиссер "Дылды" тоже злоупотребляет до такой степени, что это быстро становится смешно.
Игры с цветом. Одна из героинь красная, другая вечнозеленая, и по ходу фильма происходит нечто вроде взаимного проникновения палитр. Красно-зеленого, зелено-красного, зеленого в красную полосочку и красного в зеленую крапинку в фильме столько, что хочется уже минуте на 20-й заорать "да понял я, понял, хватит уже". Но нет, не хватит. Режиссер с оператором наслаждаются собственной гениальной, как им кажется игрой с цветами. Честно говоря, не припомню ни одного фильма "с претензией", где бы не было аналогичных игр с цветами, даже упомянутый вечно черно-белый Герман - и тот пытался. Но раз все участники фестивалей так делают, то и Балагов обязан. Получается, у него это на уровне "Волшебника Изумрудного города", где жевуны голубенькие, а мигуны фиолетовые.
Живопись. Многие режиссеры любят демонстрировать свое знакомство с классической живописью. Режиссер выбрал фламандцев, и посему актеры периодически застывают в картинных (в прямом смысле) позах, чтобы зритель не сомневался: куда Тарковский с копытом, туда и Балагов с клешней.
Кстати, о Тарковском. Приемом, получившим в обиходе название "тарковщина", фильм набит до верху. Если сократить долгие-долгие планы, которые режиссеру с оператором кажутся красивыми, и которые мы все тоже видели уже в десятках фильмов, то хронометраж уменьшится раза в полтора. Это уже не смешно, а просто скучно.
Грязь на Советскую систему. Это тоже элемент обязательной фестивальной (читай, либеральной) программы. То политический донос на начальника военного госпиталя, то "исповедь" бывшей фронтовички, которую на фронте непрерывно вынуждали сожительствовать с офицерами. Иначе в красной армии, дескать, не выжить. То живущее в особняке партийное начальство. Кстати, особняк в Ленинграде на Каменном острове действительно был, но такие "шалости" могли себе позволить только самые высшие руководители города и области, коих в 50-м году расстреляли со сталинской формулировкой "разложившиеся люди, пьяницы и воры". Уж не знаю, специально ли, но играющий партийную шишку актер напоминает именно расстрелянного А.А. Кузнецова.
А теперь попытаемся соединить все вместе. Что мы имеем?
1. Куча стандартных до однообразия "общечеловеческих" кино-приемов, которые все мы видели несчетное число раз.
2. Грязь на советскую систему.
3. Вопросы, которые заведомо волнуют европейские жюри: детский, женский, инвалидный, сексуальных меньшинств и т. п.
4. Страдания одной личности, поставленные во главу угла.
И... Все это вместе так и не соединилось. Есть все, но все свалено в кучу, ни один путь не пройден до конца. Этим (но только этим) фильм в своем роде даже интересен.
