Как живут в ФРГ эмигранты из бывшего СССР, пережившие Вторую мировую
Израиль Лившиц был разведчиком во время Второй мировой войны. Зиновий Гольдберг пережил блокаду Ленинграда, Марина Саксаганская - оккупацию. Сейчас они живут в ФРГ и рассказали DW свои истории.
В Германии живут, по разным подсчетам, несколько тысяч выходцев из СССР, пострадавших от действий нацистов во время Второй мировой войны. Сейчас это люди преклонного возраста, многим из которых нужна помощь. В Кельне более 40 из них помогает Федеральный союз информации и консультаций для жертв нацистских преследований (Der Bundesverband Information & Beratung f?r NS-Verfolgte). В основном, это контингентные беженцы, евреи из постсоветских стран.
Помощь этой организации заключается в решении практических вопросов, например, с заключением страховки, поиском русскоязычных врачей, оформлением пособия. Ведь основные проблемы, с которыми сталкиваются эти люди в Германии: низкий уровень благосостояния, слабое здоровье и одиночество, говорят сотрудники организации. Служба социального обеспечения оплачивает им жилье и медицинскую страховку, они также получают пособие. В основном, они стараются жить в районах на окраине города, где есть русскоязычное сообщество.
Каждые две недели сотрудники этой организации организуют для пожилых людей встречи в кафе. Старики стараются их не пропускать. Раз в год они ездят на экскурсию в соседней город или страну, союз также предлагает им выступить с рассказом о войне перед школьниками, студентами и всеми желающими - и помогает подготовить речь на немецком языке.
Тем из них, кто общался с немецкими школьниками, часто задавали вопросы о том, почему они переехали в Германию после всего того, что им пришлось пережить во время Второй мировой войны? Как они себя чувствуют в этой стране? Трое из них ответили на эти вопросы, рассказывая в беседе c DW о своих судьбах.
Израиль Лившиц, 93 года
Родился и вырос в Севастополе, попал в армию, когда ему еще не исполнилось 18 лет, был разведчиком. Воевал на территории Украины, Румынии, Болгарии, Венгрии, Австрии, Финляндии, был дважды ранен. Из госпиталя вернулся обратно на фронт
Во время войны мать Израиля Лившица погибла при бомбежке. Сам он после окончания войны жил сначала в Одессе, потом в Кишиневе. "Впервые, когда я узнал, что многие россияне едут в Германию - работать или на экскурсию, мне это было удивительно. Не так давно закончилась война, а уже такое отношение ко всему этому. Но в 90-е годы был скромный выбор, этот вопрос решал не я, а мои дети", - рассказывает Израиль. И его сын, и дочь тогда потеряли работу в Молдавии, он сам работал, получал пенсию и пытался им помогать, но денег все равно не хватало."Мы как будто были лишние там", - так он говорит, вспоминая то время.
Его жена к тому времени умерла, и в 69 лет Израиль Лившиц "вынужденно" переехал вслед за детьми в Германию. Медали с собой не взял, оставил у друга: "Как я буду щеголять здесь перед побежденными своими наградами?". В Германии он ходил на курсы, учил немецкий язык: "На бытовом уровне я свободно говорю по-немецки, если мне что-то говорят, я все понимаю - иногда догадываюсь". "Германия изменилась. Это не та страна, которая была в 1945 году. И вообще поменялся менталитет немцев", - продолжает он. В Германии ему нравится медицина, материальное благосостояние, дисциплина немцев. Не нравится, что "женщины курят больше, чем мужчины".
"Мы вписались в структуру Германии, вжились в немецкую жизнь", - так Израиль думает о жизни в этой стране и радуется, что его дети и внуки нашли себя здесь - и сын, и дочь тоже живут в Кельне, он видится с ними раз в неделю. Днем он гуляет, смотрит телевизор - новости о России, Украине, Германии, ходит в магазин, в синагогу, созванивается с женщиной, которую встретил уже здесь.
Среди его соседей были те, кто воевал на стороне нацистов во Второй мировой войне, его "бывшие противники". "Мы с ним обсуждали, кто, где и когда воевал, некоторые даже по-русски немного могут говорить. Мы друг друга врагами не считаем, - говорит про них сейчас Израиль. - Что мне за интерес был в 18 лет воевать с такими же, как я? Им не хотелось, наверное, и мне не хотелось".
Он убежден, что "Крым - российский", но возвращаться ни в Севастополь, ни в Кишинев не хочет: "Они бы меня приняли и еще бы медалью наградили. Но у меня никого не осталось ни в Крыму, ни в Молдавии - получилось, что Молдавия чужая, Крым чужой, а здесь дом". 9 мая он отмечает или в синагоге, или в консульстве в Бонне: "В синагоге мы обычно вино пьем, в Бонне - водку". Говорит, что это его последнее интервью - больше рассказывать нет сил.
Марина Саксаганская, 83 года
Когда началась война, ей было пять лет. Ее отца отправили на фронт, а она вместе с матерью и старшей сестрой эвакуировалась из Днепропетровска в Ставрополь, а оттуда в Кисловодск. Когда немцы заняли город, мать оставляла Марину и ее сестру дома и запрещала им выходить, а сама шла искать еду. Однажды она вышла и больше не вернулась - попала в облаву и не смогла убежать. Немцы поместили ее в лагерь, который позднее уничтожили.
Это Марина знает от коллеги ее родителей, который тогда тоже жил в Кисловодске. Он встретил ее и сестру, когда они, не дождавшись матери, стали выходить на улицу и попрошайничать, ночевали в заброшенных домах. Его семья взяла девочек к себе и укрывала от немцев сначала в сарае, а потом в подвале - выходить они могли только по ночам. После Марина жила у родственников, потом в детском доме, и только в 1947 году отец смог забрать ее к себе в Днепропетровск.
Около 30 лет она работала, как и ее муж, на заводе металлургом, но после ее сократили. Денег не было, сын жил в Латвии и не мог помогать им - перспектив для себя Марина в Украине не видела, поэтому в 1997 году вместе с мужем переехала в Германию. "Я не связываю человека с официальной страной, нацисты - это одно, нынешние люди - это другое. Люди поддаются пропаганде", - говорит Марина.
И она, и ее муж - спортсмены, и, как только оказались в Германии, сразу стали ходить по дворам и паркам - искали бадминтон и настольный теннис - и играли с утра до вечера, "больше тогда было делать нечего". Оба посещали курсы немецкого, но, как говорит Марина, "язык не освоили". Хотя она переводит все приходящие им письма, сама, со словарем, не сдается и учит язык дальше. Семья, в отличие от большинства мигрантов этой волны в Кельне, живет не на окраине, а в самом центре города - изолированно от русскоязычного сообщества. Переезжать Марина боится, а все время ездить на другой конец города, чтобы общаться, ей уже тяжело.
"Мы живем среди людей, но в то же время совершенно одиноки", - говорит она. Раньше в соседнем с ними доме жили их бывшие коллеги по заводу - но они уже умерли. Днем Марина ходит гулять одна, ее муж - с другом. Дома смотрят новости, переживают за Украину и не соглашаются с аннексией Крыма. О переезде Марина не жалеет, она благодарна Германии и говорит, что это везение: в стране ей нравится медицина, экономическое благополучие, трудолюбие немцев.
Рассказывать о войне ей долгое время было тяжело, но она себя переборола - прочитала свою речь на немецком языке сначала перед "своими" - теми, кто встречается раз в две недели в кафе, а потом и перед немецкими школьниками.
Зиновий Гольдберг, 86 лет
Ребенком пережил блокаду Ленинграда, помнит страшный голод, как лежал и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой от усталости, как мама и старшая сестра обменивали золотые монеты на буханку хлеба, крупу и странные котлеты. Им удалось выехать из города в июле 1942 года. Семья вернулась в Ленинград только в 1961 году - после того, как был реабилитирован ранее репрессированный отец Зиновия.
В Германии он живет с 1998 года, уехать из Санкт-Петербурга, по его словам, его заставил рост антисемитских настроений в то время. Для него также было важно, что раньше его мама много общалась с немцами и всегда отзывалась о них только хорошо, даже во время войны долго не могла поверить, чтобы они могли так поступать. Сам Зиновий более 30 лет работал инженером на машиностроительном заводе "Звезда", а когда начались трудности, ему предложили стать ночным директором - то есть вахтером. Он согласился, но интересно это ему не было.
В Германию он переехал в 64 года вместе с женой, дочерью и ее семьей. Его сын до сих пор живет в Санкт-Петербурге. По приезде он пытался предлагать немецким фирмам свои инженерные разработки, которые начал еще в России, но компании этим не заинтересовались.
"Все что было, то прошло, война все унесла. Сейчас немцы другие", - говорит он. "У меня в памяти отложилось, что немцы должны быть нормальные культурные люди, а что пропаганда с людьми делает - это уже другая история. И при Сталине все тоже верили в то, что он говорит, только потом стали поднимать истории про то, как он уничтожал невинных людей", - говорит Зиновий. Его беспокоит, что в Германии участились случаи антисемитских нападений, но "в отличие от России, таких преступников здесь преследуют по закону".
Он с женой живет на окраине Кельна, справа от его дома - мастерская со станками, слева - районный культурный центр, где ему дали помещение для его клуба изобретателей. Зиновий возглавляет этот клуб, он находит финансирование для проектов, разрабатывает программы для занятий с младшими школьниками: подбирает для них задания по математике, моделированию, рисованию. Почти все члены его клуба изобретателей - русскоязычные. "По-немецки как-то говорю, но понимаю плохо. Разговор для меня - это проблема", - признается Зиновий. Он также поет в двух хорах. "В Петербурге жить сейчас было бы интересно, но я не хотел бы - там все сложно с медициной и я там бы не знал, что делать, а здесь уже знаю", - добавляет он.
