Владимир Познер признался, что всерьез задумался о суициде, когда ему повторно диагностировали рак
Владимир Познер стал дистанционным гостем шоу украинского журналиста Дмитрия Гордона, с которым обсудил взаимоотношения России и Запада, Путина, Зеленского и массу других тем. Среди прочего Познер рассказал о желании сбежать из СССР в Америку, о вербовке в КГБ и о суицидальных мыслях на фоне повторного онкологического заболевания.
О несостоявшемся побеге из СССР в Америку
«Я просто очень скучал. Я сам не отдавал себе отчет в том, насколько я любил Нью-Йорк, насколько я был американским мальчиком. Я мечтал о том, что мы будем жить в Советском Союзе. Мы приехали в декабре 1952 года, и в 1957 году в Москве был Всемирный фестиваль молодежи и студентов. И оказалось так, что я две недели провел с американской делегацией. Ну назвать ее делегацией невозможно, потому что там были представители самых разных направлений и взглядов, но тем не менее, это все были американцы. И я почувствовал, что мне там хорошо, что я этих людей понимаю с первого слова, и они меня понимают с первого слова. Что это родные люди. Я остро почувствовал, что я хочу домой. Я понимал, что это нереально. Я понимал, что я невыездной. И поэтому я решил, что я попробую бежать. У нас был один знакомый, с которым я советовался на этот счет. Он был очень убежденным антисоветчиком, поэтому с удовольствием мне подсказывал. И говорил, что можно попытаться это сделать на советско-норвежской границе. Что она менее бдительно охраняется. Слава богу, что я не попробовал. Потому что я наверняка попал бы. И я не знаю, что бы это означало для моего отца. Но острое желание было».
О связях отца с КГБ
«Я знаю совершенно точно, что у моего отца были тесные отношения с КГБ. Нашу семью курировал (это я потом узнал) один крупный генерал. Это было, конечно, по линии разведки. Я гораздо позже узнал, что папа мой работал на советскую разведку. Конечно, по убеждению. Он не был кадровым и никаких денег за это не получал. Во время войны в Америке создали специальную организацию, цель которой было расшифровать советский код. В результате там одна женщина, которая возглавляла эту организацию, расшифровала советский код. Данные, конечно, были опубликованы гораздо позже. Это была абсолютно секретная вещь. Так вот там был мой отец. У него была кличка "Платон". Он работал на нашу разведку насколько мог. У него был очень высокий пост в американской кинокомпании Metro Goldwyn Meyer, у него было очень много высокопоставленных знакомых - поэтому у него было очень много информации. Я думаю, что то, что мы уехали из Америки, в какой-то степени его спасло. То есть, я думаю, его бы арестовали довольно скоро».
О вербовке в КГБ
«Когда мои родители по второму разу уехали работать в Германию, через некоторе время я получил телефонный звонок. Человек сказал, что он приехал из Берлина с посылкой от моего отца. Не могу ли я ее забрать? Он назвал гостиницу, в которой остановился. Это была гостиница Урал в Столешниковом переулке. Сейчас ее давно нет. Такая захудалая гостиница - будь я поопытнее, я бы, конечно, понял, что человек, командированный из Германии, не останавливался бы в этой гостинице. Я пришел, постучался в номер, мне открыл человек. Он крепко мне пожал руку, запер дверь. А за письменным столом сидел еще один. Они мне показали свои удостоверения КГБ. Они начали с того, что попросили меня рассказать свою биографию. А я, конечно, испугался. А когда я пугаюсь, я делаюсь нахальным, наглым - это моя защита. Я сказал, "вы ее, наверняка, знаете лучше меня". Они настояли: А все же расскажите. Я стал рассказывать. И действительно, они ее знали лучше меня. Они знали детали очень интимные, очень. И потом они мне предложили сотрудничать. Стучать, проще говоря. На своих коллег, студентов, но особенно их интересовали мои иностранные знакомые. А у меня их было много. Я отказался наотрез. Причем они разыграли хорошего полицейского и плохого. Ну и в конце концов я должен был подписать бумагу о неразглашения факта этой встречи. Я сказал, что я подписывать не буду. И что я обязательно скажу об этом».
О дважды перенесенном раке и суицидальных мыслях
«Первый раз это было в 1993 году в апреле. То есть ровно 27 лет тому назад. Я жил в Америке, работал. И у меня обнаружили рак простаты. Я очень хорошо помню, такое, знаете, впечатление, как будто я вошел в кирпичную стену. То есть удар такой силы, что даже трудно описать. И, конечно, сразу же мысль:"Ну все, жизнь кончилась". У меня не было вопросов "Почему я?", "За что мне?". Мне было 59 лет, я еще был достаточно молод.
У меня была серьезная операция. Хирург Патрик Уэлш, который меня оперировал, после операции сказал мне вот что: "Вы знаете, мы никогда этих слов не говорим. Но я вам скажу - вы вылечились. Потому что поймали на такой ранней стадии". Но тем не менее, он сказал, пять лет должно пройти чтобы в этом полностью убедиться. Это был первый случай. Второй случай произошел шесть лет тому назад. Во время обследования у меня нашли рак прямой кишки. Причем, врач, который обнаружил его, сказал мне, что это образование находится очень близко к сфинктеру. Там нужно делать операцию, и не исключено, что придется сфинктер удалить. "И тогда вы будете ходить с мешочком на поясе". Мне было 80 лет. Я ему сказал: Вы знаете, я прожил замечательную жизнь, полную во всех отношениях. Я так жить не буду. Я просто уйду. Но я просто так не уйду". Я побывал в пяти странах: В США, в Израиле, во Франции, в Англии и в Германии. В поисках врача, который скажет что-то другое. И в городе Бохуме в Германии я такого врача нашел. Он мне сказал "Во-первых, у вас небольшая стадия, во-вторых, расстояние до сфинктера, на мой взгляд, не опасное. И в-третьих, я оперирую с помощью робота. Я сказал: "Давайте делать". Он оказался прав. У меня был рак второй степени, он мне оставил сфинктер. Это была операция локальная. И вот прошло шесть лет, как видите, я в порядке.
Это был более тяжелый случай. Но я уже был закален в какой-то степени. И я был настроен на борьбу. Хотя для себя сказал, что если другого выхода нет, то я не буду так жить. Я бы покончил с собой».
