Харьковский процесс. Как проходил первый суд в мировой истории, когда судили за преступление против человечности
057 подготовил историю первого в мире суда над немецкими военными преступниками.
24 октября 1941 года Харьков оккупировала немецкая армия. С того момента наш город погрузился в хаос на 641 день. В это время заживо закопали сотни детей из Харьковской больницы, сожгли 300 раненых красноармейцев, расстреляли в Дробицком Яру около 16000 евреев, уморили голодом десятки тысяч харьковчан.
К 25 октября 1941 г. В Харькове жили почти 600 тысяч человек. После освобождения в августе 1943 г. население составляло 180-190 тысяч человек. За это время город сильно пострадал, а население было катастрофически измучено. Вскоре после освобождения, в декабре 1943 года, в Харькове состоялся первый в истории открытый судебный процесс над военными преступниками. Именно он положил начало к Нюрнбергскому процессу - открытому суду человечества над нацизмом.
«Суд идет!»
В Харьковском музее Холокоста сохранились копии материалов этого судебного процесса. «Это был первый суд мировой истории, когда судили за преступление против человечности», - рассказала экскурсовод музея Вальшонок Юлана Михайловна. «Суд проходил с 15 по 18 декабря. Зал был открытым, но такое количество людей хотело присутствовать, ведь у каждого болело, потери были в каждой семье, что были даже пропуски на суд», - добавила экскурсовод.
Суд проходил в зале Харьковского оперного театра. Туда съехались иностранные корреспонденты газет «Таймс», «Нью-Йорк Таймс», «Санди экспресс», «Дейли экспресс», радиовещательной компании «Колумбия».
«Никто из свидетелей не плачет. Слезы будут после»
Конечно, там присутствовали и советские журналисты. Писатель и журналист Леонид Леонов представлял газету «Известия». Он выпустил статью «Так это было», где описал показания свидетелей по расстрелам в январе 1942 года.
«Никто из свидетелей не плачет. Слезы будут после. Это потом, вернувшись в свидетельскую комнату, истерически зарыдает колхозница Осмачко, целый час пролежавшая в братской могиле рядом с трупом своего Володи. Ничего не замечая перед собой, еле слышно докладывает суду медсестра Сокольская, как волокли раненых на расстрел, как бились о порог их головы, как немцы приколачивали одного гвоздями на воротах, и хохотали при этом и вопили при этом „гут"... Вот вернулся на свою скамью свидетель Беспалов. Его поселок расположен всего в ста метрах от большого поля, амфитеатром раскинутого перед окнами домика, где он жил с семьей... Разъяренные немецкие канальи стреляли в упор в обезумевших людей. Они кидали детей в яму, развертев их над головой, как лягушат, и что-то чавкало, наверное, там при их падении. Они зарывались в самую гущу толпы, начинавшей уже редеть...Беспалов опускает глаза (папироса дрожит в его руке): „А некоторые еще забавлялись при этом. Хватали голых, уже полурасстрелянных, за грудь, за сосок, чиркали штыками по телу, волосы выдергивали. Вот тут-то мой сосед и сошел с ума, голый выскочил на мороз и стал рубить вытащенный им шифоньер. Страшно очень было, знаете"».
Илья Эренбург, представлявший «Красную звезду», писал:
«Суд происходит в израненном, оскорбленном Харькове. Здесь и камни кричат о преступлениях... Свыше 30 тысяч харьковчан погибли, замученные немцами... Злодеяния подсудимых - не патология трех садистов, не разгул трех выродков. Это выполнение германского плана истребления и порабощения народов».
«Зверство остается зверством. Дело в том, что я действовал по приказу».
Стоит отметить, что в ходе процесса соблюдались все формальные процедуры. Суду нужны были факты и доказательства, которые начали собирать с начала оккупации Харькова. Более того, четырем подсудимым предоставили известных московских адвокатов.
Первым в этой четверке был гауптман Вильгельм Лангхельд. В течение некоторого времени он работал в Харьковском лагере советских военнопленных. Сам он на суде заявлял: «Я избивал русских военнопленных. По моим указаниям арестовывалось гражданское население, которое впоследствии расстреливалось. Прошу принять во внимание, что не один я таков. Такова вся германская армия. Не один я творил зверства...»
Ганс Риц во время оккупации Харькова служил заместителем командира роты СС в звании унтерштурмфюрера. В зале суда он говорил: «Зверство остается зверством. Я повторяю, что ни в коей мере не хочу преуменьшить свое участие в этом. Дело в том, что я действовал по приказу. Дело во всей приказной системе германской армии, заставившей меня выполнять те или иные действия...»
Старший ефрейтор Рейнгард Рецлав до войны работал в Германии посыльным в газете. Позже он заставлял признаваться в антигерманской деятельности и лично грузил в «душегубки» людей. «Когда очередь доходила до посадки в машину женщин, это были самые страшные картины. Все без исключения женщины, не говоря уже о детях, рыдали, падали на колени, умоляя их пощадить», - рассказывал он.
Последним подсудимым был бывший красноармеец Михаил Петрович Буланов. В плену он легко согласился стать водителем «душегубки», за что получал 90 марок в месяц и паек, а после казней ему разрешалось забирать личные вещи убитых. Также он возил мирных людей на верную смерть и участвовал в расстреле 1941 года, где было много детей и стариков. Об этом он вспоминал: «Я видел, как некоторые из сброшенных в ров, будучи только ранеными, окровавленные, пытались подняться. Их сбивали с ног, а затем... закапывали еще живыми»
Суд приговорил их к высшей мере наказания - смертной казни. В зале встретили этот приговор бурными аплодисментами. Приговор привели в исполнение на Базарной площади 19 декабря 1943 г.
