У нас жлобство - это общенародный, общегосударственный образ жизни

Влащенко: Сегодня у нас в гостях художник Иван Семесюк. Добрый вечер. Есть ли у нас арт-рынок?

Семесюк: На самом деле, это интересная история. Я знаю, что художникам самим приходится его создавать. Меня, например, покупают люди, которые другое искусство не покупают - ты создаешь свою публику, годами. И так начинается, собственно, арт-рынок. Потому что какого-то менеджмента, который бы занимался художником, его продвигал и относился бы к нему как к производителю, - я с таким, честно скажу, не сталкивался. Я работал с галереями, это все чудесно, прекрасно, можно выпить вина, это платформа для своей какой-то презентации, но в то время, когда есть интернет, эту выгоду он убил. Для меня фейсбук - это мой магазин фактически. Им надо уметь пользоваться, и он работает лучше любой галереи. Тем более, из-за почти полного отсутствия рынка галерея тоже хочет что-то заработать - у них страшные проценты. Даже 300% бывает. И ясное дело, что тебе состоятельный человек лучше напишет в фейсбук и с тобой договорится. Поэтому для меня загадка, чем занимаются галереи, кроме как созданием общего культурного фона, шума. Это тоже очень нужно и качественно, но каких-то рыночных механизмов я не вижу. У меня, вообще, давно такое устаревшее подозрение, что все киевские галереи, а возможно, и почти все украинские, занимаются чем-то другим, а тут прикрываются. Возможно, они торгуют героином или детскими почками, что-то такое. Всегда должно быть суперконтрастное что-то такое. А я участвую, в основном, в каких-то больших проектах, где-то в "Арсенале" типа, чтобы увидели меня много людей. Делать выставки в небольших галереях смысл есть, но это, скорее, дань какая-то.

- Почему у нас нет арт-критиков, изданий, которые были бы популярны, у нас нет людей, которые пишут об искусстве? Об этом никто не хочет читать или некому рассказывать об этом и никто не умеет писать?

- Дело в том, что последние 25 лет после совка мы были реально такой полувиртуальной страной, и не было до конца понятно, что с нами всеми будет. И этот продукт, который ты делаешь, он вообще куда, в песок уйдет? А будет ли здесь дальше какое-то явление широкое, культурное? Процессы пробуждения начались, но последние пару тройку лет поперла еще новая волна. Первая волна украинского искусства - это начало 90-х - конец 80-х годов. Оттуда вышли все эти монстры, которые сейчас уже наши классики, новейшие. А сейчас началась новая волна - в году 2010, и это просто сейчас нарабатывается. Искусство, которое делается сейчас - обо всем. О нашем рождении, о нашей манифестации, что мы такие, а не какие-то другие. И мы сейчас ищем свой тон, тембр и т. д. И вот искусство, которое делается сейчас, в эти годы - оно очень ценное. Я, например, работаю с таким явлением, как Украина. То есть я такой художник-гуманист. Меня интересует Украина и украинцы. Я - локальный художник. Я со своим продуктом, таким как "ЖЛОБ-ART", у нас был проект, на международный рынок даже и не дергаюсь. Это совершенно другая история. Они ценят не только смысл, а какой-то эстетизм. "ЖЛОБ-ART" тоже имел определенный эстетизм, продиктованный неофольклорными смыслами.

- Почему сегодняшнее украинское искусство слабо интегрируется на Запад?

- Потому что был Советский Союз, и мы выпали вообще на 100 лет из мировых реальных процессов. Российская империя, какая бы она ни была страшная и неповоротлива - ее элиты были европеизированными. А сейчас, после Советского Союза, мы заново, по крупицам, по кускам сами себя собираем. Это - рождение. Поэтому и нет каких-то авторитетов, которые могут сказать, что это хорошо, а это плохо. Тем более, что у нас есть много скрытых процессов. Есть десяток коллекционеров, о которых все знают, что они купили. А есть такие, доходят до меня слухи, о каких-то странных коллекционерах, у которых квартира где-то в Ужгороде забита украинской классикой. И никто о них не знает - их там человек 500 на всю страну, и они между собой трутся. Это тихушники с деньгами, которые, во-первых, любят искусство и вкладывают деньги.

- Не кажется ли вам, что ваши совместные проекты с Мухарским, как "СКАЗКИ РУССК ОГО МИРА" и другие, сужают количество людей, которым это интересно?

- К нашему счастью, мы живем в великой стране, поэтому какое-то узкое звено в Украине - все равно широкое. Людей, слава Богу, у нас достаточно. А мы "художники-упрощенцы" - мы не занимаемся высоким искусством, а мы занимаемся рефлексией - наше современное время.

- А кто из художников не занимается рефлексией?

- Например, те, кто занимаются интерьерами.

- Вы говорите: "У нас жлобство - это общенародный, общегосударственный образ жизни". Почему так?

- Я пришел к такому выводу, что, все-таки, корень всех наших бед - Советский Союз. То есть нас поломали. Мы странным образом, вообще, сохранились, хотя, по большому счету, нас уже не должно было быть. Мы за 25 лет, исподтишка, незаметно, прошли такой путь, и мы реально уже живем в другой стране. Просто еще очень много тех остатков, и это надолго. Это нас будет сопровождать, может, еще сто лет, но мы удивительным образом выпрыгнули из этой пасти. На самом деле, у нас шансы супер просто.

- Почему украинская живопись немного пафосная?

- У нас есть склонность к сакрализации всего и вся - это сельская привычка, абсолютно: серьезно относиться к жизни. И это отражается на искусстве в том числе. На юмор, на тонкую самоиронию времени уже не остается. Это все пройдет - когда у нас возникнет, сформируется, закрепится городской образ жизни, городская культура, то и городской фольклор будет иной. А вот этот низовой городской фольклор отражается на искусстве, и на высоком в том числе. Все будет нормально.

- Когда мы переживем нашу украинскую аграрную ментальность?

- Дело не в том, что мы аграрные, а в том, что мы как-то неолитически аграрные. Просто мы страшно отстали.

- А в чем разница между аграрной и городской культурой?

- Во-первых, сельская культура очень консервативна. За 2000-3000 лет там ничего не меняется. Городская культура дает человеку время на то, чтобы заниматься еще чем-то, кроме выживания фактически. Поэтому нет необходимости в постоянной консервации опыта, без которого ты не можешь выжить, а есть уже время на творчество. И это очень важно. Тогда уже появляется высокая культура, такая как театр, реальная поэзия, живопись настоящая. Это все город дает, и никогда село. Город, конечно, выжигает села, он его выедает. А потом возвращается в деревню уже в виде новых технологий. Город постепенно распространяется по всей планете. Быт современных шведских жителей села ничем не отличается от жителей Стокгольма. У них нет огородов под домом и т. д. Город, несмотря на то, что он выел село, но он вернулся с этими новыми технологиями и дал возможность людям заниматься этим, когда-то очень тяжелым трудом, нормально.

- Вы представитель неопатр иотизм а. Кого любит настоящий украинец? Вы тоже считаете, что когда человек говорит на русском языке - она враг и рука Кремля?

- Нет. Здесь все немножко иначе. Я пропагандирую такой тезис по поводу русскоязычного контента: у нас свободная страна, и вообще заставлять кого-то говорить так или иначе - это вершина маразма. Но как художник, как человек, который занимается фиксацией каких-то смыслов, смыслов, которые рождаются, как из вулкана, - надо, мне кажется, использовать исконно свой инструмент. Потому что так или иначе русскоязычный контент, который производится у нас, в Украине, к сожалению, мне так кажется, все-таки уходит в песок русской культуры, русскоязычной, которая на глазах погибает. Поэтому мне просто жаль этот контент. Я думаю, что лет через 30-50 не все у нас будут понимать русский язык. Я убежден в этом. Мне просто жаль этого времени, потому что бывают просто гениальные люди, которые пишут книги на русском языке.

- Не кажется ли вам примитивным такой взгляд - выводить людей, которые пишут на русском или делают журналистику на русском, из рамок украинской культуры?

- Оно, может, и примитивно, но мы ничего не можем с этим сделать. У нас такой сосед странный и неуправляемый, который не будет спрашивать нашего мотива, что мы там себе думаем. Они приедут потом всех этих людей защищать на танках - они постоянно это манифестируют. Это момент национальной безопасности, и нам надо, как евреям, чехам, пройти этот путь. Мне, как художнику, очень интересно взять что-то свое, родное, ему много тысяч лет, а с другой стороны, для многих невероятное новое. И этим новым инструментом пользоваться - это такой смак. Когда у тебя свой мольберт, свои краски, свои кисти. Можем только сказать спасибо Кучме, что он когда-то чуть ли не насильно украинизировал чиновничий аппарат и сделал украинский язык языком престижным, управленческим. Мы ему, может, еще за это памятники поставим когда-нибудь. А вот то, что они воруют - пусть воруют, но по-украински.

- Если бы завтра вашу картину захотел купить ваш идейный враг. Вы бы не продали?

- Я думаю, что если бы этот человек захотел бы у меня что-то за дорого купить, то, скорее всего, где-то глубоко в душе он не совсем регионал. Ироническое искусство покупать должен, все же, человек с какой-то клепкой в голове. Я знаю, что среди тех регионалов, в принципе, тоже много было людей трезвомыслящих. Здесь ничего не сделаешь - просто система такая. Картины у меня, в принципе, покупает средний класс или специальные коллекционеры. Серьезные бобры в дорогих штанах не покупают у людей, которым еще нет 40 лет.

- А почему?

- Дело в том, что настоящие коллекционеры следят за художниками - что будет дальше. Обычно серьезная творческая карьера начинается после 40 лет. Мне еще 40 лет нет, так что я просто работаю, пишу.

- Почему, как вы говорите, художнику нужны скандалы?

- Скандал - это часть бизнеса. Просто на Западе это перешло в сферу кино. Оно очень много перетянуло на себя визуальной мощности художественной, поэтому они просто поменялись местами. Когда появилось кино, искусство начало искать какие-то свои ниши, более элитарные, менее массовые, странным образом теряя элитарность в том числе.

- Скандал изац ия какого искусства происходит на данном этапе в Украине?

- Сейчас очень мощно работает андеграунд - период очень плотной самоорганизации. Люди пришли в себя и поняли, что самим что-то надо делать. У нас нехватка платформ, где ты можешь выставиться, показать себя, там есть свои мафии, туда влезть невозможно, поэтому люди сами начинают самоорганизовываться. Все происходит просто на низовом уровне, и это уже продолжается несколько лет. Это же супер, когда это снизу, а не сверху. Там нет никакого присутствия государства, никаких муниципалитетов. В музыке, по крайней мере, сейчас куча всего. Начались интересные истории, когда литературные истории перемешиваются с художественными, кое-где с театральными, и т. д.

- Вы не считаете себя буржуем по менталитету?

- Возможно, я агробуржуй. Это когда человек с аграрным менталитетом становится человеком буржуазным, городским. Я называю себя социальным кентавром, потому что у меня есть два отдельных опыта жизненных. Один сельский, по отцу, второй городской - по маме. В этом есть эта черта современного украинца - на грани. И надо ценить и то, и то. Надо любить и тех, и других людей - тогда постигнешь и полюбишь всю Украину, какая она есть на самом деле. Она такая разрозненная, но при том такая довольно цельная.

- А вы бы не хотели написать книгу со своими рисунками о вашем собственном опыте?

- Я ее написал на самом деле. Я себя изобразил в виде обезьяны - "Приключения павиана Томаса". Сейчас очень интересный период, который писателям надо зафиксировать и который мы будем вспоминать как нечто невероятное.

- Какой период своей жизни вы бы проспали, если бы это было возможно?

- Советская и постсоветская школа. Это все выброшенные годы, совершенно.

- У вас есть вопросы?

- Когда мы взорвемся суперпозитивом, супердостижениями и прогремим?

- Я сейчас ничего не могу сказать. Спасибо вам. 112.ua