Обнять навсегда. Памяти полузабытого редактора
Сегодня Украина отмечает день памяти погибших журналистов. Он был установлен в 2007 году, в очередную годовщину убийства основателя "Украинской правды" Георгия Гонгадзе, по инициативе Национального союза журналистов Украины В Одессе, когда заходит речь о погибших журналистах, чаще всего вспоминают о Борисе Деревянко, создателе и главном редакторе "Вечерки", застреленном наемным убийцей 11 августа 1997 года недалеко от родной редакции. Мы же предлагаем вашему вниманию материал о другом коллеге, обстоятельства гибели которого в ноябре 2000-го до сих пор остаются невыясненными. О главреде уже несуществующей демократической газеты "Юг" Юлии Мазуре. Автор - писатель, поэт и журналист Ольга Ильницкая.
- Не туда смотришь, на маяк смотри! Я на маяк по молу бегал в детстве, хочешь туда?
- В детство? На мол к маяку? Хочу!
- Странички повести я тебе не отдам, - спрятал в нагрудный карман мои листочки. - Это не повесть, а личное письмо, и попало к адресату. Повести пишут иначе.
Мы с Юлий Марковичем идем по Приморскому бульвару и больше нам говорить не о чем, кроме - как пишутся повести. Так я ему и сказала.
Ответил не сразу, лицо его, желчное и подвижное, было всегда таким усталым, что тут же пожалела, что съязвила.
- О не говоримом? - улыбнулся. Помолчим.
Помолчали. Встретили Авенира Ивановича Уемова. Поговорили о погоде, об Ирине Марковне Поповой и о политике. Встретили Бориса Нечерду. Поговорили о поэзии и Юрии Михайлике, и о политике. Встретили...
- Юлий Маркович, - говорю, - надо сойти с дистанции, сейчас опять встретим кого-нибудь и будем говорить о погоде, поэзии и политике.
Помню - живу на Межрейсовой базе моряков. Пишу. Работаю в смысле. Стук в дверь - заходит Мазур. Берет стул, ставит посреди комнаты. Пальто не снимает. Сидит, молча смотрит в пространство. Пальто в дождевом бисере. Лужица подтекает под ножку стула.
Смотрю на него с испугом. Жду.
Говорит Юлий Маркович скудно, но объемы возникают те еще... то - есть непроходимо огромные и страшные. Напряженно вылавливаю смысл в этих пугающих объемах. Понимаю, что не скажет, что говорит так, чтобы не сказать. Упаковываюсь в плащ, беру за руку, идем под дождь.
Говорил он тихо и взвешено, всматриваясь - доходит ли. Приняла к сведению, кивнув - понимаю. Минут через тридцать сказал спасибо и сел в машину, притянул за ладошку, придержав руку. Оказывается, редакционная машина тихо ехала вдоль тротуара - ждала. Этим приездом удивил.
Впервые я пришла к нему сама, в кабинет редакции областной газеты "Знамя Коммунизма". Не очень понимая, зачем пришла. Я его не знала. Газету знала и подпись - главный редактор Юлий Мазур. Все.
Потом стали доходить слухи о беде, с ним приключившейся. И однажды мне так сильно не понравилось услышанное, что я неожиданно, но решительно вошла к нему в кабинет:
- Вы меня не знаете. Здравствуйте, Юлий Маркович. Я могу вам помочь. Нам надо сделать так, так и вот так. Сделать быстро и сразу.
Он рассматривал меня со странным выражением лица. Я потом уже узнала, что обозначает это выражение крайней степени сосредоточенности. Это Мазур справляется с растерянностью, сдерживая гнев.
Сказал:
- Нам? Не представились, вы кто?
Фамилию знал. Потеплел голосом. Спросил - с какого кондачка сорвалась.
Объяснила, почему пришла, о своем состоянии сказала - я как мембрана, улавливаю, что и как, и вот у меня есть "рецепт". Так что странно было бы не поделиться, раз картинка нарисовалась. Поговорили подробно и долго. В результате, через пару дней я вылетела в Москву. Через три дня в Москву приехал Мазур. Не один. И в Москве все, что мы проговорили в кабинете - осуществилось по предложенному мною плану. В Москве мы его корректировали, но не очень... Мы очень удивились потом, как все происходило - мы, участники истории, в которой задействовано было несколько человек, были потрясены жесткой логикой абсурда и сюрра, но результата добились, и он был положительным. Нам помогли. Как сказали бы сегодня дети - "пазлы совпали". Мы победили.
Собственно, именно с этого момента началась наша дружба, но я не хотела свои "вспоминания" начинать с невнятного начала. Потому что рассказать эту "историю абсурда" внятно с именами и сутью происходивших событий я все еще не могу.
Вы же понимаете, я не пишу историческую справку о главном редакторе областной одесской газеты, депутате Верховной Рады Украины Юлии Марковиче Мазуре, я вспоминаю о своем друге, он сказал мне редкое - он сказал:
- Ты мой лучший собутыльник. Собутыльник больше, чем друг. С другом можно резделить горе. А с собутыльником - отсутствие надежды. С другом - никогда. И это меня настолько потрясло, что я притихла и тут же, в его кабинете написала рассказ. Об уже пройденном и прожитом. Юлий Маркович мне не мешал. Сварил кофе.
- Вижу, поставила точку. Прочитаешь?
Прочитала.
Проводил как обычно, до лифта.
Спустившись со своего восьмого этажа (где работала в газете "Вечерняя Одесса", на его четвертый, где проживала его газета, изменившая в перестройку название на современное "ЮГ"), сказала:
- Сегодня после работы у меня в кабинете, хорошо? Обязательно!
И я собрала их, Юлия Марковича Мазура, Бориса Федоровича Деревянко (с Борисом Федоровичем пришла Юлия Женевская), мы вызвонили Константина Ильницкого, и произошло великое примирение этажа восьмого с этажом четвертым. Тогда у меня было редакционное задание - написать 12 статей по теме анонимного лечения алкоголиков по системе АА (мучая Сережу Дворяка расспросами, там целых 12 ступеней, Сереже предстояло написать 13-ю заключительную), и мы слегка распивали мою наработанную коллекцию спиртного, беседуя до полуночи, и это было хорошо и по делу! А то Мазур и Деревянко было поссорились, и мы с Константином было поссорились, а мне очень хотелось, чтобы все помирились, это моя пожизненная фишка - чтобы по коту Леопольду жизнь шла: "Ребята, давайте жить дружно!".
Получилось!
Еще помню, как пришла моя Аллка, Алла Дмитриевна Черноиваненко, мы сидели на моем восьмом и вызванивали Мазура. Потом решили пойти к Деревянко - а у него был пришелец какой-то, со стиральными порошками. Бориса Федоровича на "посидеть с нами" мы не уговорили и ушли, унося "в клюве" по пачке перепавшего стирального порошка, страшного дефицита по тем временам. Стали думать - что делать дальше. Поскольку нас распирали проблемы всеукраинского масштаба, а я была тогда в РУХе, рухнули мы в этот вечер на всю голову, и нам нужен был серьезный мужской ум, бо куцый бабий не срабатывал. Мы все проблемы "чисто по-женски" свели в итоге к хиханькам-хаханькам, котикам и вопросам, на которые ответов не знали, нам нужны были трезвые мужские головы! А Борис Федорович выставил нас со своими стиральными порошками, послав по формуле "Kinder, Küche, Kirche"! - куда подальше. И тогда мы, глотнув для храбрости моего коллекционного, взяв пороши, пошли к Мазуру на четвертый этаж. Но Юлий Маркович ушел домой. И мы пошли домой к Юлию Марковичу. Но и дома его не оказалось.
Лариса Григорьевна, самая красивая женщина в мире, жена Юлия Марковича, прекрасный доктор, вылечила нас от гиперактивности, накормив котлетами, приютила и наблюдала, что мы творили - а мы "творили историю", мы звонили Огреничу, мы открыли пианино - и... пришел Юлий Маркович. И влился в историю. Мы опять ели котлеты. И пили вино. И Аллка таки дозвонилась до "консерватории, чтобы что-то там подправить". Они с Юлием в четыре руки сыграли и спели в трубку Николаю Леонидовичу гимн Украины - тут начался полный зашкал - мы с Ларисой могли уже только улыбаться и разводить руками, Огренич на том конце провода подпевал! Потом мы с Ларисой Григорьевной волновались - Аллка, на нервной почве под разговор об Украине, съела 12 котлет! Сошлись на том, что виноват во всем Огренич, это он по дружбе поделился с сотрудниками редакции свалившимся на него дефицитом, запорошив нам головы стиральными порошками!
А в это время кошка Мазуров родила вчера котят, и Лариса Григорьевна всю нашу "револьюционную" активность свела к котикам, велев Юлику выбрать для Аллочки самого толстого - Юлий Маркович выбрал черномырливого мурчелло, назвав его тут же Портосом.
То есть, вспоминая о тех прошедших временах, когда все еще были живы, я на голубом глазу говорю - мы были молоды, жили весело, бурно и не без высоких смыслов.
И мы тогда не думали о той области, что ТРАГЕДИЕЙ зовется и не знает добровольцев, потому что мы как раз и были из тех... Тех самых, что вписываются в группу "добровольцев", то есть группу повышенного риска.
Но однажды жизнь накренилась сильнее обычного, и наступили времена, когда риски начали осуществляться. Но об этом есть во многих СМИ, и я не буду об этом.
Всякий раз, уезжая из Одессы, я забегала попрощаться - на свои восьмое и четвертое небеса. Мы "кофе пили, по-турецки говорили", а потом он провожал меня до лифта. В тот раз, осенью 2000 года, я вдруг от подошедшего лифта рванулась к Мазуру, обнять. Навсегда.
Автор - Ольга Ильницкая
