"Нас уже никогда не оставят в покое": Шепелев поделился отрывком из книги о Фриске
Известный телеведущий Дмитрий Шепелев поделился отрывком из своей книги о Жанне Фриске.
Сайту журнала Grazia он предоставил не только текст, но и обложку книги.
О том, что Дима пишет мемуары об ушедшей возлюбленной стало известно еще в августе. Позже Шепелев анонсировал, что книга появится в продаже в сентябре, но дата выхода перенеслась на 24 ноября.
"Жанна. Любовь и болезнь в истории Жанны Фриске" - именно так будет называться книга.
Отрывок начинается с рассказа Дмитрия о том, как они с Жанной вылетают в Нью-Йорк, и как, сами того не ожидая, оказываются сфотографированы папарацци:
Мои отчаянные усилия последних месяцев уберечь ее от внимания пошли прахом. Понимаю, что, когда мы перелетим океан, нас ждет настоящий кошмар. И теперь нас уже никогда не оставят в покое... Фотография всплывает в памяти. И в голове вертится одно-единственное слово: "шакалы". Они отобрали у Жанны право болеть не на виду у всех, отобрали право на частную жизнь, на красоту, не обворованную болезнью, на слабость. Как можно? Есть ли в этих людях хоть что-то человеческое?
По словам Шепелева, именно в Нью-Йорке они с Жанной узнали о начале сбора средств на ее лечение:
Жанна плачет.
- Неужели они отдают мне свои деньги? Но почему?
- Они любят тебя. И хотят, чтобы ты поправилась. Пожалуйста, не подведи их.
Шестьдесят девять миллионов рублей, собранные Первым каналом меньше чем за три дня, - сумма невероятная. Половина этих денег - на лечение Жанны, другая - детям, подопечным "Русфонда".
Рассказал Шепелев и о нескончаемом новостном потоке, который обрушился на них с Жанной в то сложное время:
Через социальные сети, почту, иногда сообщениями в мой телефон рикошетили публикации, "проливающие свет на истинное состояние Жанны". Откуда-то там появлялись наши прямые цитаты, комментарии, интервью, которых мы не давали. Я ненавидел это. Когда звонил телефон, я невольно сжимался, будто он представлял для меня угрозу... В этом беспрестанном внимании были и очевидные плюсы. Оказавшись на виду публики в совершенно беспомощном состоянии, Жанна, сама не осознавая, сделала, на мой взгляд, нечто чрезвычайно важное: заставила людей говорить о болезни, о которой в России говорить, в общем, не принято.
Напомним, Жанны Фриске не стало в июне 2015 года - певица скончалась после продолжительной и очень тяжелой болезни. Ее уход поразил и затронул всех - не только близких и друзей, которые находились рядом с ней в самые сложные минуты, но и тех, кто не был поклонником ее творчества.
Отрывок из книги Дмитрия Шепелева о любви и болезни в истории жизни Жанны Фриске:
- Любимая, мы едем в Нью-Йорк, - говорю я и вкладываю в ее руку два билета. - Это было бы ужасно романтично, если бы не обстоятельства.
- Мы еще поборемся? - смотрит мне прямо в глаза Жанна.
Я сжимаю ее ладонь.
- Поборемся, конечно поборемся.
Мы держимся за руки, мы собираемся в Нью-Йорк и как будто обретаем второе дыхание от одной мысли об этой поездке. Манхэттен в январе - что может быть более располагающим к чудесам? А нам нужно именно чудо. Не меньше.
Я страшно переживаю, - как Жанна перенесет очередной трансатлантический перелет? Без посторонней помощи она не может ни встать с кровати, ни сделать несколько шагов. Но выбора нет. Мы должны лететь.
Наш полет запланирован на не самое популярное время, это означает, что в аэропорту, да и в самолете не будет людно. Нам это на руку. Ранним и темным зимним утром машина скорой помощи везет нас в Шереметьево. Жанна не спит. Время от времени открывает глаза и смотрит на пролетающие в окне огни, пешеходные мосты и рекламы. Забавно, даже не видя дороги, она безошибочно угадывает, где именно мы сейчас проезжаем. Что сказать - коренная москвичка. В эту игру мы играем до самого аэропорта.
Надев на Жанну очки, укутав ей голову и лицо одеялом, врачи скорой стремительно ввозят каталку в здание аэропорта, и через считанные секунды - мы уже в медицинском кабинете. Отсюда Жанну так же, на кровати, спецтрапом и через отдельный вход в самолете последней из пассажиров доставят к креслу и скроют за специальной ширмой. Кажется, все предусмотрено.
Отец Жанны торопится проститься с дочерью и уйти. Нелепая причина - оканчивается время бесплатной парковки. Ну что же. Выхожу из кабинета на несколько минут, чтобы проводить его и вернуться. Жанна остается в отдельной комнате в одиночестве и разговаривает по телефону. Кроме врача, бригады скорой помощи и дежурного, - никого постороннего.
Замечаю в здании аэропорта съемочную группу, всего несколько человек с камерой и микрофоном. Но гоню от себя тревожные мысли. Не думаю, что нам что-то угрожает теперь.
Объявляют посадку. Спецтрап, самолет, кресло. Нас тут же отгораживают занавесками, устроив Жанне что-то вроде детского вигвама. Выдыхаю. Кажется, первая часть нашей невыполнимой миссии прошла успешно. Самолет выруливает на взлетную полосу, из-за ширмы доносится привычное "... в случае аварии наденьте спасательный жилет...", Жанна дремлет, она уже очень устала. Тянусь к мобильному телефону, чтобы отключить его на следующие 9 часов. В этот момент приходит сообщение от сестры Жанны, а в нем фотография из медицинского пункта. Жанна лежит на каталке, разговаривает по телефону. Постороннему человеку на этом снимке сложно узнать Жанну, до того она изменилась. Под фотографией подпись: "Вас сфотографировали в аэропорту. Пишут, что не торгуются". Как это возможно? Как кто-то мог пронюхать? Кто сделал этот снимок и когда? Почему, в конце концов, они пишут сестре? Неужели это она нас подставила? От злости все плывет перед глазами. "Отключите, пожалуйста, мобильные телефоны и электронные устройства..." Мы взлетаем. Закрываю глаза и беру Жанну за руку. Мои отчаянные усилия последних месяцев уберечь ее от внимания пошли прахом. Понимаю, что, когда мы перелетим океан, нас ждет настоящий кошмар. И теперь нас уже никогда не оставят в покое.
Москва - Нью-Йорк. Жанна спит урывками, как ребенок, у которого температура: то просыпается, спрашивает, где мы, что происходит и что нас ждет, то засыпает тяжело, глубоко.
Я смотрю на нее и думаю только о том, чтобы ей хватило сил долететь, добраться до гостиницы. Стараюсь не думать о злополучном смс. Но фотография всплывает в памяти. И в голове вертится одно-единственное слово: "шакалы". Они отобрали у Жанны право болеть не на виду у всех, отобрали право на частную жизнь, на красоту, не обворованную болезнью, на слабость. Как можно? Есть ли в этих людях хоть что-то человеческое?
Посадка. Ждем, когда выйдут другие пассажиры. Жанна уже настолько слаба, что не может подняться с кресла самолета и дойти до выхода. "Подайте коляску", - умоляю я. Кресло ждет нас у выхода из самолета. До него десять шагов. "Мы не можем, - отвечают мне американские ассистенты. - Самолет - территория России, нам запрещено входить. Вам придется идти самостоятельно". Господи, как это глупо. "Дайте сюда! Не видите, она не может встать?" - "Извините, у нас инструкции". Вчетвером со стюардами берем Жанну на руки и несем к двери.
Направляясь к паспортному контролю, я уже готовлюсь к тому, что у входа нас будут караулить фотографы. К счастью, никого нет. За считанные секунды проходим формальности, и я принимаюсь за поиски такси.
Еще из Москвы я пытался организовать машину скорой помощи, которая доставила бы нас из самолета в отель. Выяснилось, что в США это невозможно. Одно дело, если следуешь прямиком в больницу. Иначе добираться придется самостоятельно.
Найти автомобиль оказалось не так сложно. Жанну прямо на коляске вкатывают в багажник минивэна, фиксируют ремнями и все, в путь. Я следую за ней на другой машине и всю дорогу страшно переживаю. Ну как же так, моя жена в багажнике. Беспрестанно звоню ей, чтобы услышать полусонное: "Не волнуйся, я жива".
Впервые в жизни - номер "для гостей с ограниченными возможностями": специальная дверь, поручни, санузел... Я ничего не говорю об этом Жанне. Не хочу лишний раз ее травмировать. Пусть лучше она наслаждается окружающей красотой.
Я уложил ее в огромную кровать с высокими подушками, откуда ей прекрасно видны и город, и звезды над ним, и снежинки, замершие между небом и землей. "Боже, как хорошо", - прошептала она, впервые за долгое время утонув в накрахмаленных простынях любимого отеля, и уснула таким же легким и сладким сном, как когда-то прежде. Я лег рядом и незаметно для себя тоже провалился в сон. А телефон со всеми таящимися в нем кошмарами и угрозами нашему будущему спокойствию так и остался не включенным. До утра.
Через несколько часов в Москве "Пусть говорят" выходит в эфир. Мы смотрим программу с Жанной. Собравшиеся в студии гости в большинстве своем не имеют к ней никакого отношения, но это не так важно: у телевидения свои законы. Главное, мы видим, что в режиме реального времени начат сбор средств и сумма пожертвований растет на глазах.
Жанна плачет.
- Неужели они отдают мне свои деньги? Но почему?
- Они любят тебя. И хотят, чтобы ты поправилась. Пожалуйста, не подведи их.
Шестьдесят девять миллионов рублей, собранные Первым каналом меньше чем за три дня, - сумма невероятная. Половина этих денег - на лечение Жанны, другая - детям, подопечным "Русфонда".
Вместе с деньгами приходят удивительные слова поддержки, любви, пожелания выздоровления.
Откуда-то из глубинки России мне пересылают фотографию: небольшая сельская церковь, белая с голубой маковкой, перед входом растяжка - "Помолитесь за Жанну". С тех пор всякий раз, когда мысленно возвращаюсь к событиям тех январских дней, я вспоминаю этот призыв. Люди молились за Жанну.
Наша просьба обернулась гигантской волной любви и поддержки. Невиданной по своему размаху. Только тогда нам стало понятно, как важно не только то, что предпринимаешь лично ты, но еще и какую мощную силу имеет мысленная, эмоциональная поддержка многих тысяч, миллионов людей, какой живительной и спасительной может стать коллективная молитва. Как это придает силы. Как внушает уверенность. Буквально - поднимает над обстоятельствами. Жанну поддерживали неистово! Искренне и от всего сердца. Это было подобно волшебству. Невообразимо. Спасибо!
Мы провели в Нью-Йорке меньше месяца. Отправляясь туда в поисках спасения, мы не предполагали, что это только один из первых шагов, которые приведут нас к заветной цели. Неутомимые борцы за жизнь против смерти, встречающие на своем пути подвижников, помощников, да и просто добрых людей. Нам действительно повезло, их оказалось очень много. Судьба была к нам благосклонна.
Эта история могла бы показаться даже увлекательной, если бы не была такой горькой. Но и в том нескончаемом мороке случалось и забавное, о чем сейчас я вспоминаю светло: как Жанна ехала из аэропорта в багажнике такси; как я кутал ее, когда мы собирались в клинику - она ужасно мерзла, - несколько курток, свитеров, плед, надевал ей на нос огромные темные очки. Она была одета как капуста, как хоккеист в полной выкладке, не дай бог что-то забыть. Я и не представлял, как можно натянуть столько всего на одного человека. Случалось, мы выкатывались из гостиницы и дурачились с инвалидной коляской, выписывая загогулины на скользких тротуарах; пили кофе и целовались, даже несмотря на то, что сил едва хватало на час "активной" жизни в день. Как же было страшно, но при этом ежесекундно чувствовалось: мы вдвоем.
Я старался не думать о том, что происходит в Москве. Каждый раз, мысленно возвращаясь в ту параллельную реальность, я представлял, как изо дня в день газетенки обсасывают жуткую фотографию из медицинского кабинета аэропорта Шереметьево. Через социальные сети, почту, иногда сообщениями в мой телефон рикошетили публикации, "проливающие свет на истинное состояние Жанны". Откуда-то там появлялись наши прямые цитаты, комментарии, интервью, которых мы не давали. Я ненавидел это. Когда звонил телефон, я невольно сжимался, будто он представлял для меня угрозу. От задорных или, наоборот, притворно сочувствующих голосов репортеров - "Ну, расскажите, какие там у вас делишки" - тошнило. После я просто перестал отвечать, так и не научившись быть безразличным к праздному, наглому, такому несвоевременному любопытству.
Семья Жанны, наоборот, будто обрела второе дыхание, воодушевившись от внимания бульварной прессы. Им казалось, это здорово, что Жанну вновь обсуждают. И не так важно, что предмет обсуждения - ее здоровье, неважно, что на каждой странице ложь. Важно, что Жанна Фриске опять в центре внимания. Ни тогда ни сейчас мне не была понятна их привычка тащить домой ворох туалетной бумаги, полной сплетен и домыслов. Однако это было и остается их жизнью.
В этом беспрестанном внимании были и очевидные плюсы. Оказавшись на виду публики в совершенно беспомощном состоянии, Жанна, сама не осознавая, сделала, на мой взгляд, нечто чрезвычайно важное: заставила людей говорить о болезни, о которой в России говорить, в общем, не принято. Эта личная трагедия, когда в одночасье красивая, успешная, сексуальная женщина превращается из поп-иконы в пациента, из человека, которым восхищаются, в человека, которого жалеют, - пусть ненадолго, пусть отчасти, но сняла табу со страшной темы рака, превратив его из болезни-проклятия в тяжелую, но все же просто болезнь. История Жанны, вызвав громадную волну любви и сочувствия к ней, помогла также и многим другим в их борьбе.
Жанны Фриске не стало в июне прошлого года - певица скончалась после продолжительной и очень тяжелой болезни. Ее уход поразил и затронул всех - не только близких и друзей, которые находились рядом с ней в самые сложные минуты, но и тех, кто не был поклонником ее творчества.
