Командир «Торнадо» Руслан Онищенко: «Нас прессуют по полной программе»
11 января социальные сети были шокированы новостью о бунте в Лукьяновском СИЗО. Как поясняли волонтеры, протест против существующего порядка выразили бойцы батальона "Торнадо". Командир батальона и еще 11 бойцов сейчас находятся за решеткой, пока Оболонский суд Киева рассматривает уголовное производство по обвинению бывших сотрудников специального батальона "Торнадо" в совершении ряда тяжких и особо тяжких преступлений в АТО на востоке Украины.
"Во время возвращения с судебного заседания 11.01.2017 г. в Киевский следственный изолятор указанные подсудимые в количестве 10 человек в помещениях сборного отделения оказали сопротивление работникам учреждения, отказывались выполнять законные требования администрации и следовать в камеры. При этом один из заключенных демонстративно причинил себе телесное повреждение в виде порезов левого уха. С целью недопущения противоправных действий и дестабилизации работы учреждения, указанных лиц заблокировали в камерах сборного отделения, а также вызвали сотрудников полиции. Пострадавшему оказали необходимую помощь в одном из медицинских учреждений г. Киева", - такую официальную версию событий представила пресс-служба Генпрокуратуры.
Но в любом конфликте важно мнение обеих сторон. "Знай" решил спросить у самих "торнадовцев" о том, что же произошло на самом деле. Нам удалось связаться с командиром "Торнадо" Русланом Онищенко.
- Руслан, что произошло вечером 11 января за стенами Лукьяновского СИЗО?
- Ситуацию раздули до совершенно немыслимых размеров. Не было никакого ни захвата, ни неподчинения милиционерам. Просто и милиция, и прокуратура сами себя загнали в угол и не знают, что с этим делать. Все дело в том, что сейчас идет судебный процесс.
Судят 12 "торнадовцев", в том числе и меня. Сегодня суд находится на той стадии, когда показания даем уже мы - то есть обвиняемые. Вчера показания давал наш боец Васильев с позывным Ахилесс - он с первых дней был в батальоне "Шахтер", а затем в "Торнадо", патриот, был на Майдане, хотя сам из Донецка. Так вот, вчера он давал показания, а суд просто "спал". Да, спал в прямом смысле слова, судья дремала, прокуратура хихикала - то есть показания бойца были никому не интересны. Два раза боец спрашивал: "Ваша честь, если Вам не интересно, то зачем я здесь пустословлю?" Под конец он просто заявил: "Если мои слова никому здесь не интересны, то я не вижу смысла давать показания". Из-за этого он разнервничался, мы его еле успокоили. Затем нас привезли в СИЗО. СИЗО - это вообще отдельный разговор.
Когда нас привезли, ко мне подходит дежурный майор с разводными и говорит мне: "Ну что, "торнадовцы", мы получили приказ прессовать вас по полной программе. Мы уже вам "баяны" на окна повесили".
- Что такое "баяны"?
- Если вкратце - это такие металлические пластины на окна, в результате чего в камеру не попадает свет. Это такой метод психологического воздействия на человека, который должен сломаться - когда сидишь в закрытом помещении и даже не видишь света, это сильно давит на психику.
Но продолжу. Наш боец с позывным Холод спрашивает у майора: подождите, зачем с нами так, какой мы дали повод? Я спросил у майора - зачем нас провоцируют? Вдумайтесь - наша вина даже не доказана, а нас уже пытают и закрывают нам окна. Боец Ахиллес вышел в туалет, там встретил этого майора. Майор начал над ним издеваться - дескать, ты зек, ты тут никто, ты вообще белого света не должен видеть. У Ахиллеса сдали нервы. Он отрезал себе ухо с криком, что он такой же человек, в его жилах течет тоже красная кровь. От такой истерики Ахиллеса майор убежал, закрылся с разводными в отдельной комнате, нас заблокировали. Мы успокоили Ахиллеса. Начали ему оказывать первую помощь. Я стал просить забрать Ахиллеса, позвать доктора. Но с нами два часа никто не хотел даже говорить.
- Чем Ахиллес отрезал себе ухо? Правда, что у него была заточка?
- Нет, он отрезал себе ухо куском металла. В СИЗО очень грязно, холодно, мокро, перебои с водой и светом, нет никаких ремонтов. Поэтому здесь везде валяются куски кирпичей, штукатурки, плитки, из стены торчат провода, куски металла. Разжиться здесь этим не проблема. Более того, здесь заключенные часто себе наносят вред, чтобы привлечь внимание администрации к той или иной проблеме - например, чтобы пришел врач или чтобы хоть раз за несколько месяцев пустили в баню. Сейчас, например, в бане ремонт - мы уже два месяца не мылись. Так что не было никакой заточки.
- Что сейчас с Ахиллесом?
- Через два часа нам сподобились вызвать скорую. Ахиллеса забрали, а нас в полночь развели по камерам. Все только потому, что собрались неравнодушные люди под СИЗО. Знаю, что вызвали специальные войска, нас хотели даже бить.
Но все дело в том, что здесь везде стоят камеры видеонаблюдения. Если мы не подчинились, бунтовали или вели себя как-то не так - это все есть на видео. Там нет никаких наших противоправных действий.
Я уже слышал версию, что, дескать, Ахиллес признался суду во всем, и за это остальные "торнадовцы" его избили и покалечили. Нет. Спросите у пенитенциарной службы про видео - пусть покажут эти факты, раз утверждают...
Ахиллес отрезал себе ухо из-за условий здесь и издевательств со стороны тюремщиков. Здесь настоящий концлагерь. Несколько месяцев тому назад к нам в камеру привели налогового инспектора - здорового мужика под 100 килограммов веса. Его так терзали, что он за несколько месяцев исхудал до состояния дистрофика и просто умер. Здесь это норма. Находясь в таких условиях, и когда тебе еще и окна закрывают, можно что угодно себе сделать.
- На Вас оказывают давление?
- С самого первого дня. В СИЗО есть очень крутые ступени, по которым нас водят в камеры. Мы говорили администрации, что когда-нибудь кто-то здесь что-то себе сломает. Так и случилось - некоторое время назад один из наших бойцов Юра Шевченко с позывным Рэм упал там и получил двойной перелом со смещением. Парню 25 лет, вес 100 килограммов. Медики пришли ко мне и сказали, что если делать ему операцию - это будет стоить 40 тысяч гривен. Я обратился к волонтерам. Ему в ногу поставили металлическую пластину и опять привезли сюда, в СИЗО. Два месяца к нему никто не подходил, его не водили гулять, не водили в баню. У него распухла нога, но никто на это не реагировал, потому что специалистов здесь нет. Только через два месяца я добился, чтобы волонтеры привезли к нему специалиста из Института. Приехал профессор и сказал врачам из СИЗО: "Снимите свои белые халаты, потому что вы не доктора". У Юры началась гангрена, и этот профессор объяснил, что если подождать еще два дня, то парню просто нужно будет отрезать ногу. Тут появляется военная прокуратура и говорит: давайте заключим договор - мы вас отпустим в больницу, если вы дадите показания.
Шевченко советовался со мной. Все-таки молодой парень, и ногу ему терять не хотелось. Сказал мне: командир, я оговорю сам себя, больше никого из наших оговаривать не буду, но хочу спасти ногу. Так и получилось - парень взял на себя все, что ему предлагали взять, клеветать на других отказался, и его выпустили в больницу. Ногу в итоге спасли. Прокуратура это бегом преподнесла, дескать, боец "Торнадо" раскололся, признался, что был в ОПГ.
- Как обстоят дела в суде?
- Это не суд, а просто цирк. Свидетелем против нас выступил дедушка. Он ничего не видел, но общался по телефону с племянником, который все видел и ему рассказал. Дедушка племянника уже давно не видел, но слышал его версию по телефону. Потом в суд принесли флешку, которую передал один из наших бойцов - дескать, он записал видео признания, но затем уехал за границу. Мы просим это видео посмотреть, нам отказали. Слава Богу, что суд не принял его во внимание.
Еще нашли девушку, которая была с нами и которую я к чему-то там принуждал. Спросили: к чему? Говорит, что я к непристойностям ее принуждал. Целых два месяца. Причем все это время она гуляла по городу, сидела в интернете - то есть была свободна. Я спросил у нее - почему я ее не изнасиловал? Она отвечает, что она сама не хотела этого. Это такая уловка прокуроров. Если бы было изнасилование - нужна была бы экспертиза. А так - я к чему-то там ее принуждал, но не насиловал. То есть экспертизы в данном случае быть не может.
Есть какое-то видео, на котором кто-то там в маске бьет палкой какие-то манекены - его выдают за видео воспроизведения. Мы даже не знаем, что это. Есть какие-то свидетели - ничего не видевшие, какие-то алкоголики, наркоманы и дезертиры...
Это цирк какой-то. Я был судим, свои судимости погасил, пошел воевать за эту страну, а сегодня я просто зек без прав.
Суд сейчас сидит на телефонах и ждут звонка от военной прокуратуры - что с нами делать. Военный прокурор Анатолий Матиос - мой личный враг.
- Почему так?
- После Иловайской трагедии меня вызвали в военную прокуратуру. Я летел туда, как на крыльях, - думал, у меня хотят взять показания, я назову все имена, расскажу все, что знаю. Мне в военной прокуратуре дали пачку бумаг, сказали все прочесть и рассказать это на видео. Я сказал, что не буду этого делать - рассказать готов то, что видел и знаю. Мне Матиос тогда сказал: да оно никому не нужно, что ты там видел и знаешь, а если у тебя есть собственное мнение - то я его растопчу. Я хлопнул дверью.
Мы остановили контрабанду в Луганскую область, о которой тогда все говорили. Вот Матиосу и подвернулся случай поквитаться со мной.
Это беспредел. Враг должен быть холодным и голодным, а мы его кормим, лечим, одеваем. О какой победе тогда может идти речь?
А Матиос работает по-старому: нужно нас убрать - значит, сделали из нас предателей, педофилов, насильников. Доказательства где? Пусть покажут свое хваленое видео, где мы насилуем...
Я гвоздь себе в руку готов забить, если я виноват в том, в чем меня обвиняет Матиос.
- К чему готовятся "торнадовцы"?
- "Торнадо" уже не выпустят - это политическое решение. Из-за всей этой клеветы от меня уже очень много людей отвернулось, я за решеткой, не могу себя оправдать в глазах людей, потому что заперт. Даже Семен Семенченко мне не поверил. Сказал - я дам своего адвоката, пусть разберется в этом деле. Адвокат разобрался и сам сказал - что это просто беспредел по нашему делу. Власть уничтожает патриотов.
Пожалуйста, я очень прошу - я невиновен, мои ребята невиновны. Мы защищали свою страну, а нас уничтожают. Мы просто требуем к себе человеческого отношения, дать возможность нам доказать, что мы невиновны.