Свидомый спалахуй Стус: Бунт ради бунта
Новости украинской культурки. В 2019 году на экраны Украины должен выйти очередной пафосный фильм, посвященный поэту Василю Стусу, «спалахую и смолоскипу, приближавшему Незалежность» по версии политических украинцев всех уровней.
Поскольку основной задачей украинского агитпропа является мифологизация и надувание через соломинку убогих и незначительных персонажей, не стал исключением и фильм о «великом украинском поэте и правозащитнике». Когда за дело берется агитпроп, то из «байопика» вымарываются неудобные странички биографии главного героя, и выпячиваются (или придумываются) выгодные для текущей политической конъюнктуры.
Как правило, подобная кинематографическая возня проходит с огромным воодушевлением в укроСМИ при полном общественном равнодушии, но в прошедшую пятницу в свидомых дупах неслабо бомбануло. Национально-сознательной публике стало известно, что из фильма «Стус» (или «Птах души») вырезаны все сцены, где фигурирует Виктор Медведчук.
Справка: украинский политик Медведчук в начале 1980-х был назначен адвокатом по уголовному делу против Василия Стуса и Виктора Литвина, обвиняемых по ч. 2 ст. 62 УК УССР (антисоветская агитация и пропаганда). Свидомые «эксперты», со ссылкой на отсидевших в советских ИТЛ украинских нациков, утверждают, будто Медведчук не столько защищал Стуса на судебном процессе, сколько помогал стороне обвинения закрыть подзащитного, в результате чего «поэт, невольник чести» получил по рогам 10 лет «строгача» и 5 лет ссылки в местах с прохладным климатом. Нацики также характеризуют Медведчука 40-летней давности «человеком комсомольско-агрессивного типа», а то и вовсе «агентом КГБ».
Медведчук, понятное дело, от этой чести отбрыкивается, переводя стрелки на КГБ и «партийные инстанции», которые якобы в уголовных делах против диссиды принимали решение за судебные органы.
По версии продюсера фильма Алексея Денисова, сцены с Медведчуком были почиканы из-за необходимости уложиться в хронометраж: фильм про Стуса во всех подробностях длится 180 минут, тогда как в кинопрокат следует сдать картину длительностью в 100 минут.
Режиссер фильма Роман Боровко выдвигает иную версию: дескать, картину с Медведчуком отказываются брать кинопрокатчики. Наконец, режиссер заходит с козырей и сообщает, что сцены с адвокатом якобы потребовали убрать из картины родственники Стуса.
По версии актера Попенко, проходившего кастинг, урезание метража фильма было связано с «телефонным звонком из администрации Медведчука». В субботу Попенко вновь вылез с сообщением о «массовой поддержке» фильма «спильнотой», главой минкультяпки Нищуком и лично Гройсманом. В связи с чем было решено доснять-таки сцену суда над Стусом и вставить ее в картину.
Сам Медведчук через адвоката Игоря Кириленко угрожает подать в суд и добиться запрета на прокат фильма.
Самое забавное, что в этих околостусовских разборках авторским коллективом картины и обличителями Медведчука совершенно забыты другие «герои» - украинские письменники Яворивский, Драч и Павлычко, накатавшие в 1973 году донос председателю КГБ Андропову на «великого украинского поэта» и других видных укронациков до кучи.
Мякотка в том, что в 1989 году, с закатом соввласти и усилением влияния выползших из схронов и тюремных нар украинских националистов, бывшие украинские совписы резко сменили масть и стали яростными поборниками незалежности, украинского национализма и мовнюкового охранительства. Характерно, что все трое доносчиков стали сооснователями бандеролюбивого движения Народный Рух Украины вместе с Черноволом, Горынем и другими деятелями с тюремной параши.
Из всех троих коронная отмазка имеется только у Павлычко. В 2013 году бывший совпис заявил в интервью киевскому изданию «Еженедельник 2000», что состоял в УПА и покинул ее ряды по приказу сотника для внедрения в комсомол и советские органы власти. За такое раскрытие свидомые и донос на Стуса готовы простить.
Но в фильм эта милая подробность уж точно не попадет.
Извлечение Стуса из нафталина забытья пришлось как нельзя ко двору идеологов украинской экспансии на Юго-Восток, поскольку становление «поэта-мученика» связано с Донецком - оплотом и рассадником олигархов, москалей и подмоскальников, кацапидлов и украинофобов, хохлов-зрадников и прочей пятой колонной, мешающих процветанию Незалежной.
Одно время линия идеологического фронта проходила по Донецкому университету и центральной городской библиотеке, которые были намечены политическими украинцами на увековечивание памяти Стуса. К счастью, не срослось.
Собственно, сама связь Стуса с Донбассом случайна и в ней не прослеживается ни грамма любви и привязанности. Семья Стусов переехала в Донбасс в 1938 году. По легенде - из-за раскулачивания. Правда, эта версия полностью противоречит историческим фактам. Семья Стусов происходила из сельской бедноты, а в 1938 году коллективизация и борьба с кулаками завершились. Более того, 1 января 1935 года страна ощутила на деле первые плоды коллективизации - наконец-то была отменена действовавшая после окончания гражданской войны карточная система.
Единственная причина, по которой семья Стусов могла переехать в Донбасс из винницкого села, - банальная погоня за длинным рублем. В крупнейшем промышленном регионе СССР дела с заработками, социальными лифтами и образованием обстояли намного лучше, чем в занюханном винницком селе Рахновка.
Школу Василь Стус закончил с серебряной медалью, но поступить в Киевский гос. университет не сумел. Зато был принят на специальность «украинская филология» историко-филологического факультета Сталинского гос. педагогического института, ставшего впоследствии Донецким гос. университетом. Учительствовал, служил в армии и успел где-то подцепить заразу свидомости.
По свидетельствам знавших Стуса людей, это был двинутый на национальной идее человечек, строго украиномовный и в повседневной вышиванке. Говорят, Стус был напрочь лишен чувства юмора и лез в драку даже из-за рассказанного украинского анекдота.
Ну, то есть, по донецкой земле, где живут преимущественно русскоязычные люди, где в книжных магазинах горами громоздилась литература на украинском языке, а в киосках «Союзпечати» был представлен весь спектр украинской периодики, ходил свидомый городской сумасшедший, боровшийся за украинство, «против засилия москалей».
Казалось бы, главный вопрос, который должен возникать при упоминании личности Стуса, - это качество его литературных произведений. Но именно этот пункт свидомые обходят с особой тщательностью. Несмотря на полученное образование, Шевченко из Стуса не вышло. В интернете можно найти и прочитать его вирши, чтобы прийти к заключению, что поэт из Стуса - так себе. Как и большинство произведений подобного рода, стихи Стуса изначально не имели шансов завоевать широкую читательскую аудиторию, ибо по своей сути являлись персональным «боевым листком» человека, всецело захваченного сражением с ветряными мельницами.
Несмотря на то, что литература является гуманитарной дисциплиной, она имеет свои жесткие законы. Стус мог с головы до ног обмотаться вышиванками и разговаривать на мове даже с домашними тараканами, но его окружение было русскоязычным круглосуточно. Повлиять на этот факт Стус не мог, из-за чего, по-видимому, его культурологические предпочтения постепенно скатились в оголтелый экстремизм.
Человек, с детства воспитанный в русскоязычной среде Донбасса, элементарно не мог думать на мове, и, как следствие, не мог ничего путного сочинить на ней. За исключением Набокова, прекрасно знавшего английский, создавать литературные шедевры на иностранных языках не удавалось ни одному писателю из эмигрантов.
В довольно резких тонах оценивает творчество Стуса донецкий писатель и журналист Максим Газизов:
«Конечно, в его случае ни о какой поэзии не может быть и речи. Это обычная графомания, которая оказалась выгодна украинским деятелям для видимого заполнения культурного вакуума, для заполнения черного небытия того, что называется украинской культурой. К сожалению, настоящие поэты, которых украинцы также с радостью поднимают в свой пантеон, не согласились бы даже жить в одном городе с таким графоманом: «Это вы оттуда, где небезызвестный Стус живет?», «Что вы, я такого, простите, «поэта» не знаю».
«Даже если бы он являлся действительно поэтом, на художественную ценность его творчества нынешней украинской «интеллигенции» было бы также плевать. Украинцам не нужна поэзия. Им нужны агитки», - приходит к выводу журналист.
Инородным телом для Донбасса считает Стуса историк, эксперт Изборского клуба Александр Дмитриевский:
«Василь Стус - это чуждая для Донбасса фигура. Ведь, по сути дела, его с Донецком ничего не объединяет за исключением, разве что, пяти лет протирания штанов на студенческой скамье: такая специальность, как украинская филология, у жителей шахтерского края популярностью не пользовалась, и эта халявушка привлекала к нам оболтусов из западных регионов. Кстати, нельзя забывать и то, что Стус очень не любил Донецк, о чем неоднократно писал в своих дневниках».
Возвращаясь к «поэту-мученику», следует отметить, что его очень роднит с современными политическими украинцами не одна только политическая конъюнктура, но также присущее свидомым непримиримое отрицание объективной реальности и неразрывно связанная с ним генотьба, как единственно возможный способ существования.
Начавшись с чисто культурологических предпочтений, протестный свидомизм Стуса неизбежно трансформировался в потребность, участвовать во всем, что входило в конфликт с системой с оттенком «национального колорита»: резкие, практически фашистские, стишата, критика советской власти во всех ее проявлениях, дружба с Черноволом, Дзюбой и другими украинскими и российскими диссидентами, выражение симпатий к бандеровцам - короче, все, что может взбрести в голову свидомому фанатику, поверившему в оккупацию ридной Украины коммуняками и москалями.
Отрицание действительности в рамках сверхценной идеи неизбежно приводит к отрицанию самого себя и собственной жизни. Ценность жизни становится ничтожной в сравнении с ценностью идеи. Более того, физическая гибель становится желанной, поскольку демонстрирует окружающим, насколько эта идея для него важна. Стус целенаправленно, с фанатичной иррациональностью шахида нарывался на неприятности - в политической деятельности, в творчестве, а потом и в лагерях. Там, где Солженицын стучал обкуренным дятлом на сокамерников, стремясь обставить срок отсидки с максимальным комфортом, Стус умудрялся создавать проблемы на пустом месте, обзывая направо и налево лагерное начальство «фашистами» и прочими нехорошими словами по любому поводу, регулярно попадая в карцер и объявляя голодовки. С закономерным финалом.
В принципе, попади материал в другие руки, из него мог бы получиться интересный и поучительный фильм о маленьком человечке с пулей в голове, вставшем на путь саморазрушения ради ложной цели и прошедший его до логического конца. Но вместо этого на выходе получится «как всегда» - убогий шаблон с Кровавой Гебней, вырезанная ради политкорректности история со стукачами-перевертышами, и залитая медом и патокой тушка «святого великомученика» за украинскую самостийность.
