Светлана Прокопьева: Власти хотят ввести табу на темы терроризма и спецслужб
Прокуратура запросила шесть лет лишения свободы для псковской журналистки Светланы Прокопьевой. Приговор будет оглашен 6 июля. В интервью DW Прокопьева рассказала об абсурдности обвинения.
В понедельник, 6 июля, через полтора года после возбуждения уголовного дела в отношении псковской журналистки Светланы Прокопьевой 2-й западный окружной военный суд Москвы объявит о своем решении. Журналистку обвиняют в оправдании терроризма из-за авторской колонки, посвященной взрыву на проходной Управления ФСБ по Архангельской области осенью 2018 года. 3 июля прокуратура запросила наказания в виде шести лет лишения свободы и запрета на журналистскую деятельность в течение 4 лет. Светлана Прокопьева рассказала DW, чем опасно это дело для СМИ и свободы слова в России.
DW: Уголовное дело в отношении вас насчитывает 12 томов. Что, по-вашему, в этом деле самое абсурдное?
Светлана Прокопьева: Надо быть совсем глупым, необразованным, не умеющим читать человеком, чтобы увидеть в тексте колонки оправдание терроризма. Понятно, что это могла сделать машина, но когда следом за машиной этот же вывод повторили люди, для меня это удивительно, честно говоря. А в том, что касается доказательств, которые они насобирали по этому делу, довольно абсурдным выглядит, например, фрагмент прослушки моего телефона, когда они услышали мой разговор с моим родным братом, где говорилось: "Вот, Свет, ты представляешь, учитель нашего сына вдруг похвалил тебя в школе". Все, там не было названо ни статьи, никакой конкретики, ничего. Из этого разговора были вытащены все действующие лица, все отправлены на допрос, включая несовершеннолетних детей, все побывали в Следственном комитете. Слава богу, прокуратура решила, что это не имеющее никакой ценности доказательство, и в суд их не повели. В целом там все довольно абсурдно - ну, просто от и до.
- Чего, на ваш взгляд, добиваются власти?
- Ну, это хороший урок для всех СМИ - давайте будут темы, про которые вы вообще не заикнетесь; давайте тема терроризма и тема работы спецслужб будет вообще не в поле вашего зрения.
- То есть вы считаете, что решение, которое суд вынесет в понедельник, будет касаться всех журналистов?
- Если одно такое дело появляется, нет никаких причин, чтобы не появились другие такие же дела. Хотя у нас, казалось бы, не прецедентное право, но на судебную практику всегда опираются, и в данном случае это будет поводом преследовать за слова, которые просто кому-то не понравились.
- А чем опасно это дело в целом для свободы слова в России?
- Опасно еще большим сужением рамок свободы, потому что мы уже не можем говорить на массу тем. Возьмем, например, закон о фейках о коронавирусе. Любая информация, которая расходится с официальной, вдруг считается фейком. О том, что официальная информация может быть неверной, вопрос даже не поднимается. То есть журналистов ставят в рамки, когда мы можем про котиков писать. Окей, будем писать про котиков - это наверно интересно, мило и приятно, но совершенно не помогает обществу быть адекватным.
- Вы хотели бы что-то добавить к своему последнему слову, которое уже многие прочитали и в России, и за рубежом?
- К последнему слову, как оно есть, конечно, добавить нечего. Но я хотела бы добавить мое замечание к последнему заседанию суда. Меня искренне удивила заключительная речь прокурора. Мне показалось, что такую речь мог написать человек, который вообще отсутствовал в суде. Мне показалось, что она не учла ни результаты допросов экспертов обвинения, которые были приглашены, ни результаты допросов специалистов, которых привлекла защита. Как будто бы она вообще не слышала аргументы, которые звучали в суде, они проигнорированы полностью. Позиция такая: давайте-ка мы засудим эту журналистку, давайте-ка мы будем ее исправлять через реальное лишение свободы, другого способа мы не видим. Исправлять что? Вот у меня большой вопрос, что она хочет во мне исправить.
- В своем последнем слове вы сказали: "Мне не страшно критиковать правоохранительную систему и говорить силовикам, что они порою не правы. Потому что я знаю, что по-настоящему страшно станет, если я этого не скажу, если никто не скажет". Как вам удается быть такой бесстрашной?
- Не знаю, наверно у меня гормона страха не хватает. Для меня всегда было так по умолчанию: если говоришь правду, значит говоришь правду, если взялся за какое-то дело, значит делаешь его ответственно.
- Какого приговора вы сами ожидаете?
- Вы знаете, я не хочу строить догадки на этот счет. Ожидания, конечно, самые мрачные. Я готовлю себя к самому мрачному сценарию, потому что лучше к нему подготовиться, чем не подготовиться.
