Возле дома на Княжеской появился маленький Бунин
Памятный знак к 150-летию со дня рождения лауреата Нобелевской премии по литературе, писателя Ивана Алексеевича Бунина открыли 23 октября на улице Княжеской, 27 в Одессе.
Дом № 27 на Княжеской известен как дом художника Евгения Буковецкого. В нем бывали писатели Александр Куприн, Алексей Толстой и Корней Чуковский, а также известные художники Кириак Костанди, Василий Кандинский и Петр Нилус. Иван Бунин провел в этом доме свои последние годы перед эмиграцией и дописывал «Окаянные дни». Приходил к нему за советами и одобрением и начинающий писатель Валентин Катаев.
Инициаторами установки памятника являются Владислав и Алена Медведские - основатели и владельцы мемориальной квартиры-музея Буковецкого. Они же взяли на себя все расходы, связанные с установкой и изготовлением памятного знака. Памятник создал известный одесский скульптор Серафим Чаркин.
Изучив документальные свидетельства, воспоминания тех, кто бывал у Буковецкого, и многочисленные фотографии, Владислав и Алена Медведские постарались придать бунинской квартире вид и антураж, который она имела в начале ХХ века. Музей пополнялся артефактами дореволюционной эпохи. Сегодня это уже полноценный мемориальный музей, где проводят экскурсии, фотосессии, проходят творческие вечера.
Департамент культуры и туризма Одесского горсовета поддерживал реализацию проекта на всех этапах.
СПРАВКА. В доме на Княжеской (дом художника Евгения Буковецкого) Иван Бунин и его жена Вера Муромцева снимали три комнаты с 1918 года и до февраля 1920-го, когда они навсегда эмигрировали из России. Здесь писатель вел дневник, который затем был опубликован под названием «Окаянные дни», - о послереволюционных переменах и разрухе в Одессе.
Писатель Валентин Катаев, который тогда был совсем молодым человеком, вспоминал через годы в своей повести «Трава забвения»:
«Все это бурное, ни на что не похожее, неповторимое время Бунин прожил в Одессе на Княжеской улице в особняке своего приятеля, художника Буковецкого, который предоставил писателю весь нижний этаж, три комнаты, куда я и приходил, всякий раз испытывая невероятное волнение, прежде чем позвонить с черного хода. Обычно мне открывала нарядная горничная на французских каблучках, в накрахмаленной наколке и маленьком батистовом фартучке с кукольными карманчиками. Она была предоставлена в распоряжение Буниных вместе с комнатами и разительно не соответствовала той обстановке, которая царила в городе, в России, в мире.
Жизнь Бунина в этих барских комнатах с массивными полированными дверями, с отлично натертыми паркетами, теплыми мраморными подоконниками венецианских окон, с жарко начищенными медными шпингалетами, с высокими чистыми потолками, отражавшими в летнее время зелень белых акаций, которыми была тесно обсажена тихая аристократическая улица, а зимой голубые тени сугробов и размытые силуэты извозчичьих саней, с небольшим количеством самой необходимой, но очень хорошей мебели, без всех этих мещанских этажерок, тумбочек, безделушек, салфеточек, ковриков, альбомов и накидок, как нельзя больше соответствовала моему представлению об аристократе, столбовом дворянине, российском академике, человеке безукоризненного вкуса.
Здесь я уже видел не дачника, а настоящего оседлого горожанина, может быть даже вынужденного политического затворника, выработавшего себе точнейший распорядок дня. Он много работал. У меня создалось впечатление, что он пишет беспрерывно. Когда бы я ни пришел, я неизменно видел дверь его рабочей комнаты, полуоткрытую в темноватый коридор, а за ней окно, выходящее в тихий двор, небольшой стол и Бунина без пиджака, в свежей сорочке с закатанными до локтей рукавами, обнажавшими сухие, мускулистые руки, который в круглых рабочих очках, делавших его похожи на сову, быстро писал, покрывая небольшие узкие листки писчей бумаги своей характерной убористой клинописью...
Я отправлялся в большую комнату окнами на Княжескую - их салон, где меня встречала Вера Николаевна и, соблюдая некую светскую обязанность хозяйки дома, занимала меня необременительным разговором на разные общие темы, разумеется, не унижаясь до погоды».
