5 книг на апрель: литературные советы для запорожцев от Максима Щербины
После небольшого отпуска Максим Щербина продолжает свою авторскую литературную рубрику. Если вы не знаете, что бы почитать, то эта колонка вам может быть полезной. В каждом выпуске автор подбирает 5 книг разных жанров, так что, как минимум, одна из них должна прийтись по душе любому книголюбу.
1. Дженни Нордберг «Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье»
«Афганские женщины нередко описывают разницу между мужчинами и женщинами одним словом - свобода». И нет ничего проще, чем предназначение афганской женщины. Афганка должна родить сына. Никакой самореализации, никаких путешествий, никакого образования, никакой работы, никакого собственного мнения. Отец может рассчитаться тобой за долги. Муж - убить, если ему покажется, что ты обесчестила семью (а встреча взглядом с другим мужчиной - уже преступление).
Чтобы понять, насколько плачевно положение современных афганок, достаточно прочесть как Нордберг описывает либеральные (!) реформы, которые начались после очередного захода в эту страну международных организаций: «В новой стране, которую предстояло создать, половине населения должны были быть пожалованы доселе немыслимые послабления: после нескольких лет, на протяжении которых они не могли выглянуть даже в окно, афганкам собирались позволить выходить из дома без родственника-сопровождающего».
Ну, а если хочешь перестать быть никем - просто роди сына. И это принесет авторитет и уважение в обществе. Сына. Наследника. Все. Точка.
Но что делать женщинам, у которых рождаются только дочери? Одна за одной. Положение такой матери в обществе, где сплетни и слухи в прямом смысле слова убивают, становится просто катастрофическим. Ведь ситуация усугубляется тем, что согласно местным суевериям, вера в которые едва ли не соперничает в авторитетности с исламом, женщина с помощью мыслей и специальной диеты может влиять на пол своего будущего ребенка. Так «не можешь» превращается в «не хочешь»...
И тогда афганки идут на хитрость. Последняя родившаяся дочь объявляется мальчиком. Таких детей называют «бача пош» (дословно - «одетая как мальчик»). Эта уловка приносит почет и уважение женщине и всей ее семье. Но как складываются судьбы таких девочек, девушек, женщин, которые в насквозь патрилинейном обществе получаются в сущности недолгую, длящуюся как правило до совершеннолетия, возможность не быть женщиной? То есть получают возможность быть свободной.
При этом истории афганских «бача пош» - лишь стержень книги Нордберг, на который нанизано масштабное исследование гендерной проблематики, да какой проблематики - трагедии, в современном Афганистане. И дело не только в женщинах. Несчастны и многие мужчины - отцы, которые хотят своим дочерям лучшей жизни, братья, чьи сестры уходят в другие семьи и подвергаются там насилию. Все они либо переживают собственное бессилие, либо встраиваются в патриархальную систему, начинают играть по ее правилам и идут против своих близких.
«Подпольные девочки Кабула» - это книга, которую читаешь с широко открытыми от ужаса глазами. И не только потому, что описываемые события происходят не в каменном веке, а здесь и сейчас, всего в нескольких тысячах километров от нас. По-настоящему страшно от того, что отголоски описываемого Нордберг ада, порой слишком отчетливо слышны в современном украинском обществе.
2. Карл Саган «Контакт»
Единственное крупное художественное произведение, написанное известным американским астрономом, ученым, популяризатором науки. Наверное, сегодня «Контакт» уже можно назвать классикой современной фантастики, ибо его мотивы, аллюзии на его сюжет, дискуссия с ним прорастают во многих научно-фантастическое книгах.
«Контакт» - это история радиоастронома Элли Эрроуэй, женщины, которая всю жизнь мечтала о звездах, положила на алтарь науки отношения с родственниками и близкими, добилась признания международной ученой среде, состоящей преимущественно из мужчин, и таки получила заветный сигнал, отправленный внеземной цивилизацией с далекой Веги. Расшифровав послание человечество получает чертежи странной машины - предположительно космического корабля, и после длительных пререканий, переговоров и торгов, начинает ее строительство.
Да, Саган немного не угадывает в мелочах и деталях. Его 2000-ый год - это пленочные кассеты, сверхпроводящие миникомпьютеры и космические хосписы. Но, когда речь касается глобальных вопросов и высоких материй, вот тут сполна и проявляется талант Сагана - талант ученого, писателя, философа. В перерывах между разгадыванием тайн Вселенной его герои так истово спорят о науке и религии, о месте человека и человечества в космосе, о вызовах, которые стоят перед цивилизацией, что постепенно сквозь нагромождение научной терминологии начинает проступать гуманистическая притча.
При этом, несмотря на глобальные проблемы и вечные вопросы, Саган пишет не столько о контакте с внеземной цивилизацией, сколько о контакте с теми, кто рядом. «Контакт» - это история о том, как шаг к звездам может стать шагом к самому себе.
3. Кобо Абэ «Чужое лицо»
Кобо Абэ, наверное, один из самых известных японских писателей в наших широтах. Дело в том, что его активно переводили в Советском Союзе, трактуя любые проявления экзистенциализма, коим богаты его книги, как столкновение героя с буржуазным обществом. Тем более, что практически во всех своих произведениях автор так сильно сосредотачивается на внутреннем мире героя, что внешний мир, место и время действия становился условностью, лишенной какой-либо политической, социальной или идеологической окраски. Так в «Женщине в песках» роль сцены играет дно песчаного котлована, а сеттингом «Человека-ящика» вообще становится картонная коробка.
Герой «Чужого лица» тоже выключен из реальности, но замкнут он не в пространстве, а, скорее, в состоянии - в результате неудачного эксперимента ученый-химик получает жуткую травму лица. Первое время он пытается скрыть свое уродство под бинтами, но реакция окружающих на ожившую мумию ничем особо не отличается от реакции на переплетение пиявок, сквозь которое проглядывают два глаза и рот - именно так выглядят коллоидные рыбцы, которыми покрылось лицо героя после взрыва. И поэтому ученый, призвав на помощь все свои знания в химии, решает создать себе новое, идеальное лицо. В результате кропотливой работы Маска получается неотличимой от человеческого лица и, конечно же, начинает жить своей собственной жизнью.
Несмотря на мотивы раздвоения личности, «Чужое лицо» лишь вскользь касается джекило-хайдовской коллизии. Кобо Абэ рефлексирует и детально разбирает не столько гипотетическую возможность стать кем-то другим, сколько невозможность быть собой. Лишая героя лица в мире, где очень много зависит от внешности, он создает пространство образцово-невыносимого одиночества.
«В отличие от голода, безответной любви, безработицы, болезни, банкротства, стихийного бедствия, разоблаченного преступления в моем горе не было того, что позволило бы разделить его с другими».
И даже с самим собой.
4. Тонино Бенаквиста «Сага»
Тонино Бенаквиста - известный французский писатель и сценарист, львиную долю своей популярности заработавший благодаря детективам. Мировую известность Бенаквиста получил после «Малавиты» - забористой криминальной комедии, рассказывающей историю сумасбродной семейки отошедшего от дел гангстера, который сдал ФБР своих подельников и теперь, попав в программу защиты свидетелей, пытается начать новую жизнь во французской глубинке. В 2009 году «Малавита» была экранизирована Люком Бессоном, а роль отца криминального семейства сыграл Роберт Де Ниро.
В «Саге» Бенаквиста воздает дань своей второй ипостаси - сценарной. Исходная ситуация комична: чтобы забить эфирную сетку отечественным продуктом, французская телекомпания нанимает четырех сценаристов-неудачников. Их задача - сочинить бесконечную «санта-барбару». Бюджета нет, толковых актеров нет, время показа - 4 утра. Но вы там держитесь. Правда имеется и бонус: сценаристы получают полную свободу творчества. И совершенно неожиданно мыльная опера становится мировым хитом и супер-бестселлером.
Легкая, абсурдная, сумасбродная и местами сюрреалистичная история о втором шансе, о закулисье сценарной кухни, и о том, как телевизионная магия меняет жизни людей. А еще «Сага» - это неплохой детектив. Но для того, чтобы понять, что же случится с авторами, героями и их зрителями, необходимо дождаться 80-ой серии.
5. Маркус Зузак «Книжный вор»
Историю книжной воришки Лизель Мемингер, главной героини романа австралийца Муркаса Зузака, читателю рассказывает... Смерть (кто сказал Терри Пратчет?). Смерть у Зузака - хороший рассказчик, она не ходит вокруг да около, и сразу вводит читателя в курс дела: «Это недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж». И тут же сама отвечает на невысказанный вопрос - собственно, а зачем Смерти вообще рассказывать истории? А вот зачем: «Это одна из небольшого множества историй, которые я ношу с собой, и каждая сама по себе исключительна. Каждая - попытка, да еще какая попытка - доказать мне, что вы и ваше человеческое существование чего-то стоите».
Не останавливаясь на необычности фигуры рассказчика, Зузак будет еще не раз будет поворачивать калейдоскоп повествования и предлагать читателю неожиданные точки зрения на привычное. Например, несмотря на то, что фон романа - Вторая Мировая Война, это масштабное событие читатель будет видеть словно сквозь замочную скважину. Эта скважина - маленький немецкий городок Молькинг, куда судьба забрасывает 9-летнюю девочку Лизель Мимингер, только что потерявшую родителей. Такая смена угла обзора уводит повествование от эпичных баталий и масштабных сражений, и дает возможность увидеть войну глазами «маленьких» людей. Более того, эти люди - немцы. Причем не просто немцы, а те немногие, кто на фоне факельных шествий заходящихся патриотическом в экстазе толп, отказывается вступать в НСДАП, те, кто рискуя собственной жизнью, прячут под полом евреев. В этом плане показателен один из центральных образов романа - бумагой для сказки, которую беглый еврей Макс Ванденбург пишет для Лизель, служат закрашенные белой краской страницы Майн Кампфа.
В целом, история книжной воришки - это, как не парадоксально прозвучит, жизнеутверждающая и добрая сказка о Второй Мировой Войне. При этом, именно Смерть выступает в роли того седативного, которое призвано смягчить все те ужасы и трагедии, переполняющие жизнь взрослеющей Лизель. Наконец, «Книжный вор» - это красивая метафора, метафора жизни ребенка, который в буквальном смысле обязан жизнью книгам.
